© автор — Леонид Каганов, 2005

ТАМ, ГДЕ НЕТ ВЕТРА

На Волоколамском шоссе стоит памятник. Каждое воскресенье к нему приходят и молча кладут цветы.

* * *

Без всяких сомнений, передо мной была самая пышная дверь из всех, что я здесь видел. Конечно, густую завесу из ворсистых нитей трудно назвать дверью в человеческом понимании. Но кубари почему-то делают в своих постройках именно такие двери. Еще ни разу я не встречал у них чего-то закрывающегося плотно. Заходи, кто хочет... Но эта дверь была особенной. Во-первых, проем был огромного размера — чуть ли не в человеческий рост. А ведь рост кубарей редко достигает метра. Значит, дверь парадная. Да и сами нити были разноцветнее, чем обычно — дверь переливалась всеми цветами радуги. У меня не было сомнений, что эта дверь приведет к самому главному кубарю — уж не знаю, как он у них называется, президент или генералиссимус. Словарь не смог дать об этом толковой информации.

Я поднял выше раструб плазменного резака, глубоко вздохнул и на миг задержал дыхание. Сердце колотилось. Терять нечего. Пора. Я выскочил из ниши, спрыгнул на мягкий пол, перекувырнулся и бросился к двери. До нее оставалось метра три. У кубарей прекрасная реакция. Но у меня — плазменный резак.

Нити мягко скользнули по лицу. И продолжали скользить, словно я рвался вперед через поле спелой пшеницы, играя в салочки, как в детстве. Обычно веревочные двери кубарей тянулись метра на полтора, но эта завеса все не кончалась. Наконец впереди забрезжил свет, и в следующий миг я выскочил в большой круглый зал. Примерно так я и представлял. Прямо передо мной сидел крупный кубарь. К счастью — один, больше тут никого не было. Пожалуй, самый крупный экземпляр из тех, что я видел. Как и все кубари, цвета он был ярко-алого. Форма его была не кубической — он больше напоминал крупную каплю, которая упала сверху из неведомой пипетки, и уже начала растекаться по полу, но в этот миг окаменела. Приплюснутый шар с носом-шпилем, устремленным вверх и слегка в сторону. Но времени терять было нельзя. Я отпрыгнул, и в следующий миг уже упал у стены сбоку от входа.

Честно говоря, я продумал всё, кроме первой фразы, которую скажу. И сейчас в голове крутилось только дурацкое «не двигаться, это ограбление!».

— Не двигаться, это нападение!!! — проорал я, а Словарь тут же застрекотал на кубарском.

Прошла секунда. Кубарь не двигался. Сустав втянут. Глазной стебелек спрятан. Чем он сейчас смотрит и куда — этого я тоже не мог понять.

— Ты здесь самый главный? — проорал я.

В ответ раздалась переливчатая трель, и сразу в ухе зазвучал Словарь, который произнес неповторимым голосом Пашки: «Да, здесь я самый главный!» Я уже давно привык к тому, что Словарь переводил любые реплики кубарей самым спокойным тоном, но вот к голосу мертвого Пашки привыкнуть не мог, сейчас снова вздрогнул. А трель все продолжалась, и Словарь добавил: «Мне нужно несколько минут, чтобы сохранить информацию. После этого я буду готов».

В тот же миг из незаметного отверстия в панцире вылез длиннющий складной сустав и рванулся вперед. Кубарь сделал ошибку. Если бы он не так быстро дернулся, я бы наверно сперва попытался понять, что он мне сказал, и конечно потерял бы какие-то доли секунды. Но он выбросил сустав одним рывком. И я автоматически нажал гашетку.

Тонкая полоса ослепительно-синей плазмы щелкнула как хлыст.

Реакция кубарей меня всегда удивляла — он все-таки успел втянуть сустав обратно. Но там, куда он тянулся, теперь дымились обломки, потрескивая синими искрами. Запоздало я понял, что это была плашка терминала. Что было очень некстати — неизвестно, есть ли здесь поблизости запасной терминал. А без терминала мой план терял всякий смысл.

— Человек, мне действительно необходимо перед гибелью сохранить свою информацию, — произнес Словарь у меня в ухе спокойно и рассудительно.

— Ни с места! — рявкнул я, постепенно перемещаясь вдоль стены, чтобы держать на прицеле вход. — Двигаться только по моей команде! К терминалам не прикасаться! Ни с кем не связываться!

— Человек, у меня сегодня много несохранённой информации. Перед гибелью я должен передать ее заместителю, — произнес в ухе слегка удивленный голос Пашки.

— Тем лучше, — прошипел я мстительно. — Если цивилизации кубарей дорог их верховный правитель и его информация, то они выслушают меня. Если нет — ты умрешь.

— Так, значит, ты не собираешься убивать меня прямо сейчас, человек? — ответил кубарь, и в его тоне послышалось облегчение.

— Я готов убить тебя в любую секунду, — ответил я честно и твердо. — Мне-то терять нечего, господин президент. Или как у вас принято тебя именовать... — Я скосил глаза на приклад резака — заряда оставалось еще много. — Отойди к стене! — скомандовал я кубарю.

Тот послушно переполз к стенке, мягко и мелко простучав по полу своей каплевидной задницей — как швейная машинка. Я прислушался — вдалеке за пеленой нитей раздавались невнятные шумы, но погони еще не было. Теперь я смог оглядеться в кабинете. Это, несомненно, был кабинет, и стены его были уставлены чем-то, что очень напоминало шкафы с множеством крошечных полок. Большая часть полок была занята. Или это соты, где выращивается молодняк, а передо мной — главная матка?

— Здесь есть запасной терминал? — рявкнул я.

— Есть, — тут же отозвался кубарь. — Здесь шесть рабочих терминалов.

Я огляделся, но терминалов не увидел. Впрочем, это наши компьютеры все похожи, а терминалы кубарей бывают самыми разными.

— Не двигаться! — рявкнул я снова, взмахнув для убедительности резаком.

А затем подошел к шкафу и попытался его сдвинуть. Шкаф оказался тяжелым, мне удалось его отодвинуть лишь на пару сантиметров.

— Это важные книги, человек, — подал голос кубарь.

— Тем лучше. Подойди сюда! Помоги подвинуть шкаф ко входу!

— Зачем двигать шкаф ко входу?

— Не разговаривать! — рявкнул я. — Выполнять! Двигаться медленно и по моей команде! Резкое движение — и я сожгу и тебя и все шкафы здесь!

— Я повинуюсь, — ответил кубарь и начал плавно приближаться.

Шкаф двигался тяжело. Я все время ждал нападения — старался встать подальше и, налегая плечом, не снимал пальцев со спуска резака. Плечо немело — видно, ему все-таки досталось от их мерзкого энергетического луча.

Кубарь нападать не собирался.

Мы загородили проход шкафом. Затем вторым шкафом. И вскоре выросла настоящая баррикада, а стены теперь были голыми. За шкафами никаких тайных лазеек не оказалось, но я все равно был начеку. Велел кубарю откатиться к дальней стене. Сам сел и перевел дыхание. Дыхания, может, и не было, как я уже упоминал. А вот одышку я определенно чувствовал.

— Уничтожать книги — бешеное преступление, — сообщил кубарь. — Это коллекция исторических экземпляров.

— Очень хорошо, — кивнул я. — Обещаю их уничтожить вместе с тобой, если кубари не начнут выполнять мои условия!

— А почему ты думаешь, что кубари начнут выполнять твои условия? Почему ты думаешь, что обществу так важно мое существование?

— Потому что ты, жирная тварь, живешь в самом большом доме на самом центральном этаже в самой большой комнате!

— Не вижу логики, — произнес кубарь.

КАК ЭТО НАЧАЛОСЬ

С незапамятных времен разные народы Земли привыкли называть людей чужого племени иноземцами, подчеркивая тем самым, что те появились из далеких земель. Позже взамен старомодного «иноземцы» пришло современное «иностранцы», но и оно подчеркивало лишь географическое расстояние. И это вполне объяснимо — люди привыкли находить чужаков, лишь отправляясь в путешествие. Либо, наоборот, встречать гостей, проделавших долгий путь. А как же иначе?

Нет ничего удивительного в том, что земляне двадцать первого века, если и были готовы встретить чужую цивилизацию, то где-то далеко, за дальними звездами. Хотя даже на Земле проблема расстояний стремительно теряла значение: самолеты соединяли континенты за считанные часы, а информация при помощи интернета и вовсе летала с молниеносной скоростью, причем эта скорость могла зависеть от чего угодно, но в последнюю очередь — от числа километров. Но мы по-прежнему верили, что самые неожиданные гости обнаружатся лишь в самых удаленных краях, а потому с надеждой смотрели туда, где расстояния самые большие — в небо. Смотрели и мечтали о быстроходных космических судах, которые когда-нибудь помогут нам найти далеких братьев по разуму. Или наоборот.

Поколения фантастов усердно рисовали нам картины звездных полетов и трогательных встреч с чужими кораблями на дальних рубежах галактики. Результатов этой эпохальной встречи предполагалось ровно два: либо дружеский туризм, либо — жестокая драка двух цивилизаций на ратном поле звездных просторов и пограничных рубежей. Так или иначе, но все упиралось в километраж, километраж, и еще раз километраж. Телеги, корабли, ракеты. Изнурительные путешествия и запредельные расстояния — лишь это приходило нам в голову, стоило подумать о встрече с неведомым. Теперь-то уже понятно, каким предрассудком было ожидать далеких гостей, глядя в потолок. Ведь гости обычно стучатся в дверь... Эта дверь появилась под Волоколамском, рядом с дачным поселком «Гидроинженер», и назвали ее Порталом.

До сих пор я не знаю, где живут кубари на самом деле. Быть может, они живут в параллельном измерении или на планете далекой звезды? В прошлом или в далеком будущем? Может, их вселенная микроскопична и расположена в ядре одного из атомов, покоящихся на Земле или в космосе? Или, наоборот, наша Галактика — всего лишь один из атомов их мира? А может, их мир — это плазменные потроха нашего Солнца? Или их мир сам по себе живой организм, а кубари — лишь разумные кровяные тельца какой-нибудь камбалы? У меня мелькнула такая мысль, когда я впервые увидел их туши, похожие на эритроциты. Может, их Вселенная виртуальна и зародилась в недрах мощного земного компьютера, владельцы которого даже об этом не подозревают? Может, их мир — энергетический, и возник когда-то на долю секунды внутри той самой молнии, увидев которую, Тютчев написал бессмертное «Люблю грозу в начале мая...»? Так или иначе, все это не имеет никакого значения. Какая разница, где именно в пространстве-времени находится Вселенная, если ее разумные обитатели сумели прокинуть эффективный Портал между мирами? Портал, который свел проблему путешествия к одному-единственному шагу внутрь непроглядно черной дырки, повисшей в воздухе на краю бесхозного поля, недалеко от ямы с мусором и бездействующего шлагбаума при въезде в дачный поселок с названием «Гидроинженер». Названием смешным, ибо поселок без всяких дыр между мирами уже лет тридцать, как распрощался со всеми своими инженерами и превратился в конгломерат кирпичных коттеджей, принадлежащих горожанам мидл-мидл-класса.

Хорошо, что время на Земле и время в мире кубарей течет одинаково ровно. Хотя я не знаю, как течет время на самом деле — вполне может оказаться, что время для путешественника специально замедляется или ускоряется при помощи неведомого интерфейса, обеспечившего работу Портала. В узких коридорах кубари двигаются стремительней, чем люди, но не настолько, чтобы рукопашная схватка теряла смысл. Особенно, если ты пять лет занимался таеквон-до. А что касается законов физики, свое физическое тело я ощущаю в мире кубарей слегка иначе. Совсем-совсем слегка. Я даже не смогу объяснить, что во мне изменилось, когда я шагнул в дыру Портала. Чуть-чуть плотнее воздух? Чуть более гладкой на ощупь, почти скользящей, стала мне казаться собственная кожа? Чуть более непривычной оказалась траектория, когда я подпрыгиваю вверх и снова приземляюсь на ноги? Чуть более неравномерным стал взмах ноги? Я не могу поклясться, что это действительно так, потому что все необычные ощущения находятся на самом дальнем пороге моего восприятия. Но вот полное отсутствие ветра и сквозняков — это бесспорный факт. Даже если я буду дуть изо всех сил на ладони, ничего не произойдет, и дыхания своего я не почувствую. Запахов здесь тоже нет. А звуки я слышу, и дышится мне здесь легко, и местный воздух кажется свежим. Но воздух ли это? Или неведомая сила делает так, что окружающая субстанция кажется моему телу воздухом? Об этом задумываться не хочется. Точно так же мне не хотелось никогда размышлять, по каким трубам, столбам и колодцам тянутся провода, которые носят электронные импульсы, пока я бегаю в интернете по сайтам разных континентов. То есть, в рабочее время — конечно да, а так — совсем не хотелось об этом размышлять. Работает технология, доступны сайты — и хорошо. Да, поначалу я боялся, что цивилизация, создающая такие неслыханные Порталы, видимо, так глубоко познала устройство миров, что способна уничтожить человечество в одно мгновение. Но кубари не могут уничтожить даже меня, даже внутри своего мира — не могут ни вычислить мое местонахождение, ни отключить мое дыхание. Видимо, гейтующий Портал, обработав молекулярный пакет моего тела и пропустив его в иную Вселенную, уже не властен над его дальнейшей судьбой. А может, и сам принцип работы Портала не так уж запредельно сложен, как это кажется нам, не знающим его устройства? Может, чтобы провесить Портал вовсе не обязательно знать в совершенстве все законы, по которым живет Вселенная? Ведь протянуть кабель в канализационном коллекторе тоже куда проще, чем сделать грамотный сайт, это сумеет и слесарь. А работать в интернете — создавать сайты, рушить сервера — этого слесарь не умеет. Ну а пытаться ловить хакеров, сидя с кусачками возле кабеля — занятие и вовсе бесполезное.

Портал появился на первомайские праздники, когда в «Гидроинженере» было особенно многолюдно — в каждом коттедже играла музыка, где-то пели, где-то жарили шашлыки. Необычное явление заметила стайка подростков, которые пили пиво на лавке у шлагбаума. По их словам, в воздухе над землей появилась точка, из которой бесшумно развернулся черный круг метра два в диаметре. Они осторожно подошли, чтобы рассмотреть получше: оказалось, круг совершенно плоский и существует лишь с одной стороны: если зайти с тыла, то там не было ничего. Даже камушки, кинутые с обратной стороны, пролетали насквозь без помех. А вот бутылка, кинутая прямо в темноту, исчезла без следа. Позже, в утренних газетах Портал назвали «Черным зеркалом».

Затем из Портала вывалился багровый ящик, напоминавший чемодан с неровными потертыми боками. Именно в этот миг кто-то из ребят выдохнул: «Что это за кубарь?» Никто еще не думал, что это живое существо. Это после оказалось, что кубари бывают самой разной формы, а квадратными — как раз реже всего. Но слово прижилось.

Далее в рассказах подростков идут нестыковки — одни говорят, что кинулись позвать кого-то на помощь, другие объясняют, что бросились за фотоаппаратом, а обе девушки — Ксения и Даша — признаются, что просто жутко испугались и убежали. Так или иначе, но возле развернувшегося портала на некоторое время не осталось никого, а кубари все появлялись. Когда к шлагбауму выбежала толпа людей, у Портала на земле стояла дюжина багровых тел самой разной формы.

Как рассказывают, кубари зашевелились, затрещали и достали мечи, напоминавшие не то короткие и широкие ленты, не то китайские ножи для рубки овощей. Этими мечами кубари без всякой паузы деловито и сосредоточенно изрубили друг друга в клочья, с хрустом разбивая панцири. Последний оставшийся в живых одним ловким ударом разрубил себя сам.

Почти две недели «Черное зеркало» молчало. Здесь работали ученые, дежурили военные специалисты, сюда рвались немыслимые толпы журналистов и зевак. Биологи, изучавшие останки кубарей, сообщили, что это определенно были живые существа очень сложной организации. Сверху их тела покрывал панцирь, а под ним было подобие питательного бульона, в котором плавали многочисленные ткани, сложные сети и другие непонятные органы. Биологи дружно называли их органеллами: пришельцы не были многоклеточными существами и ткани их тела не были выстроены из составных элементов. Под панцирем у пришельцев прятался выдвижной сустав, больше всего напоминавший бамбуковую удочку, если б она была красного цвета и складывалась, подобно складному сантиметру. Кроме сустава под панцирем находился крупный глаз на стебельке, а также множество маленьких фасеток. Были там и уши, и еще множество непонятных органов, которые, судя по всему, при необходимости появлялись из многочисленных отверстий панциря, закрытых костяными шторками самого разного вида и формы.

«Черное зеркало» продолжало висеть и никуда не пряталось. В него закидывали датчики и приборы, но они ничего не показывали — черная поверхность не пропускала ни электронов вдоль тянущихся проводов, ни радиоволн, ни света, ни звука. А вот самоходный робот, отправившийся в Портал и вернувшийся вскоре обратно, привез богатейшие видеозаписи.

В мире кубарей не оказалось неба. Вместо него на высоте сотни метров находится такая же каменная твердь, как и снизу. Дома свои кубари строят между небом и землей, они напоминают стволы деревьев или колонны, утолщающиеся кверху и книзу. Впрочем, и на земле и в небе кубари роют норы — там у них склады, заводы, лаборатории и просто сложнейшие сети коридоров. Есть ли что-то под уровнем грунта или выше, над верхней твердью, — этого я не знаю.

В мире кубарей светло, но источников освещения нет. Свет идет отовсюду. И в пространстве между низом и верхом, и в коридорах — кажется, будто светится сам воздух. У кубарей все хорошо с технологиями, но они не выставляют технику напоказ, а предпочитают встраивать в стены или запихивать в малозаметные кожухи неровной формы. Такого понятия, как одежда, у них тоже не существует. Никаких понятий о симметрии у кубарей нет. Их тела самой разной формы, да и при создании построек и приборов кубари тоже не интересуются красотой форм.

ГРУППА КОНТАКТА

Обменяться группами контакта предложили кубари — появились из портала, объяснили жестами, чего хотят, и удалились. Оставили в подарок интересные предметы своей техники. Тут впервые стало ясно, что кубари разумны — алые чемоданы, рубящие друг друга в клочки, на разумных походили мало, их поначалу сочли роботами или домашними животными. Впору было задуматься, что означала эта первая демонстрация. Но идей ни у кого не было.

Хотя перемещение сквозь Портал было делом секунды, группу контакта формировали долго. Занималась этим, разумеется, российская служба безопасности. Как я теперь понимаю, если бы об этом узнали кубари, то нашли бы здесь еще одно подтверждение нашей агрессии. Не знали они и о том, что среди двенадцати добровольцев половина была военных. Кстати, военные нашей группы в жизни оказались крайне милыми и обаятельными людьми, хотя раньше я почему-то считал, что работники спецслужб — сплошь угрюмые тупицы в погонах.

Помимо военных, в группу контакта решено было включить шесть гражданских профессионалов: психолога, физика, химика, биолога, лингвиста, и кибернетика. Этим шестым стал я. Военные тоже были не просты: один был переводчик, другой психолог, третий военный медик, а специальности остальных не сообщили даже нам. Помню, на второй день знакомства я спросил у нашего Аркадия в лоб: кто он по своей военной специальности? Аркадий широко улыбнулся, а в следующий миг наша беседа соскользнула на какую-то очень интересную, но совершенно не запомнившуюся постороннюю тему. Возможно, это и было его специальностью — умело уходить от вопросов?

Меня порекомендовал друг детства Пашка — филолог по образованию, писатель и музыкант по призванию. Сам он шел, разумеется, в качестве лингвиста. Пашка уверил руководство, что лучшего кибернетика не найти, тем более, что я разбираюсь одновременно и в информатике, и в электронике. Как мне после стало понятно, годился я и по другим параметрам — молод, энергичен, спортивен, не женат, и не являлся светилом науки, которого человечество опасалось бы потерять. Этот тонкий момент я уже осознал, когда Пашка обмолвился с некоторой грустью, что, будь он талантливым писателем, его бы не взяли в группу... Я тогда подумал, что он шутит, а теперь думаю, что наши руководители предчувствовали, чем все может кончиться. Собеседование шло несколько часов, а через сутки мне сообщили, что моя кандидатура утверждена.

Нас собрали и готовили два дня — мы проходили тренинги и инструктажи. Затем еще сутки ждали разрешения. Быть может, кубарей насторожил факт, что мы опоздали на сутки. Ведь группа контакта из двенадцати кубарей вышла из Портала ровно в уговоренный срок, на восходе солнца — прямо к нам, под объективы телекамер, россыпи цветов и звуки гимна России. Их тут же увезли в исследовательский центр и на экскурсии.

А нашу группу контакта задержали из-за международного скандала. ООН встала на уши и требовала, чтобы в группу вошли представители всех крупных государств, намекая, видимо, на США. Ровно сутки продолжались разборки на уровне глав государств, но Россия держалась крепко: это на нашей территории возник Портал, а различные иностранцы снизят единое взаимопонимание внутри группы, что может произвести на братьев по разуму неудачное впечатление. На самом же деле причины были ясны всем, достаточно было почитать нашу прессу, которая кричала о том, что Россия когда-то первой вышла в космос, а теперь первой установит полноценный контакт с братьями по разуму. И хотя ООН выразила категорический протест, спустя сутки президент дал отмашку, и группа гуськом вошла в Портал.

МИР КУБАРЕЙ

Мир кубарей красив. Их дома, как я уже говорил, похожи на колонны, а твердь снизу и сверху опутана системой ходов, коридоров и лифтов. Некоторые коридоры скоростные — пол там движется. Несмотря на то, что тело кубарей покрыто панцирем — а может, именно поэтому? — они любят мягкое. Все поверхности сделаны из мягких пружинистых материалов, напоминающих резину. А входные проемы в жилища они делают из мягких ниток, висящих сверху и до пола.

В первый день мы объяснялись жестами. Один из наших военных постарался спросить, как здесь борются с кражами и вообще с преступностью, но ответа не получил. Мы решили, что он просто не смог объяснить на пальцах такую сложную тему, хотя чуть позже стало ясно, что кубари вообще не спешат отвечать на наши вопросы, лишь задают свои. Я полагал, что нас поведут на экскурсию, покажут города, быт, произведения искусства... Но нам ничего такого не показывали. Впрочем, искусства здесь, похоже, вообще не существовало, а то, что нам поначалу казалось красивой музыкой, раздающейся в коридорах, было новостными передачами. Очень скромно, я бы даже сказал, очень по-спартански жили кубари.

Запасы еды и питьевой воды у нас были с собой в общем контейнере. Нам настойчиво предложили разделиться, причем намекнули, что расходимся мы надолго. Это не входило в наши планы, но что поделать, если у хозяев заготовлена для каждого из нас обширная программа? Встал вопрос, как поделить провизию. Пока мы размышляли об этом, кубари сами распотрошили наш контейнер и разделили провизию на части, разложив в переносные кожухи. Совсем чуть-чуть еды унесли куда-то в маленьких цилиндрах, живо напомнивших колбы земных лабораторий. Первый кожух с провизией вручили Аркадию, в котором сразу почувствовали руководителя. Разумеется, сомнений насчет того, что и у кубарей есть деление на ранги, после этого не осталось. Да и не было таких сомнений. Второй кожух получила Оксана, психолог с чудесными зелеными глазами и неизменно доброжелательной улыбкой на мягких чувственных губах. Хоть мы были знакомы всего три дня, я уже почти в нее влюбился. Третий кожух дали мне, и тоже сразу увели прочь, тоже под землю. Было в такой раздаче пайка что-то от военных сборов. Но не тревожило.

Скоро я оказался в круглом кабинете, где в углу стояло подобие горшка, а рядом — мягкий топчан-лежанка. Кубари ушли. Я думал, что они вот-вот вернутся, и начнется диалог, но ко мне никто не входил. Шло время, и я начал думать, что про меня забыли. Как такое могло быть? От нечего делать я начал вышагивать вдоль камеры по пружинистому полу, напоминавшему маты в тренажерном зале. Через какое-то время я почувствовал, что не могу просто так ходить по матам без дела — начал приседать, отжиматься, садиться на шпагат, даже немного походил на руках, хотя у меня были опасения, что для официального представителя Земли такое поведение несерьезно. Но главный пункт нашего инструктажа гласил: если не знаешь, как себя повести, лучше вести себя естественно. Я был уверен, что кубари за мной следят, так пусть знают, что люди иногда занимаются физкультурой.

Постепенно комната все больше стала напоминать мне тюремную камеру, и только густая масса нитей вместо двери говорила о том, что меня никто не держит взаперти. Но раз так — то не пойти ли мне прогуляться, если меня никто не спешит развлекать? Или это будет расценено как самовольная вылазка? Наконец я придумал веский аргумент: возможно, кубари проводят эксперимент, насколько людям присущ познавательный инстинкт, насколько их интересует мир братьев по разуму? Иными словами, проверяют, сколько я просижу в комнате без дела?

Я вышел из двери и направился по коридору, запоминая дорогу. В коридорах было пусто, и от этого я начинал чувствовать себя шпионом. Я бы предпочел гулять среди густой толпы местных горожан, ловя на себе взгляды и улыбаясь в ответ. Неожиданно коридор вывел меня на широкий балкон, кругом опоясывавший огромный зал, что располагался внизу. Я приблизился к бортику и замер, поглощенный зрелищем.

Зал выглядел типичной лабораторией — тут и там высились стойки непонятных кожухов. Стаи кубарей деловито перемещались между приборами и терминалами, а посередине на просторной столешнице лежал Пашка — я узнал его по джинсам. Лежал он неподвижно. Ноги Пашки были видны, а верхняя часть тела скрывалась внутри громоздкой полусферы с гроздьями патрубков, напоминавших бигуди. Я сразу догадался, что это местный аналог томографа, которым сейчас исследуют Пашкин мозг. Еще я заметил, что ноги Пашки пристегнуты к столешнице, но тогда не придал этому значения — кажется, в наших клиниках исследуемых тоже пристегивают? Честно говоря, в тот момент я завидовал Пашке — ведь братья по разуму исследуют именно его мозг. Я еще долго смотрел вниз с балкона, но там ничего не менялось. Пашка все так же не двигался, а кубари все так же деловито сновали вокруг. Меня они не замечали, а, может, не подавали виду.

Неожиданно за спиной раздалась трель, и я обернулся. Передо мной стоял угловатый кубарь с далеко вытянутым суставом. Он пощелкал тонкими клешнями, привлекая мое внимание, а затем указал вглубь коридора таким корректным, но непреклонным жестом, каким наши милиционеры предлагают пройти в отделение, чтобы побыть понятым.

Пожав плечами, я отправился за ним, по дороге жестами стараясь объяснить, что я вполне понимаю важность исследований организма, и мне эти исследования тоже очень интересны. Кубарь молчал. Проводив меня до камеры, он указал на подстилку и удалился. Не скрою, я был разочарован. Совсем не так мне виделся контакт с братьями по разуму.

Я попил сока из банки, пожевал высококалорийное печенье, которое входило в наш сухой паек, а затем лег на подстилку и приказал себе заснуть. Получилось это не сразу — сказалось напряжение. Но я все-таки заснул. Мне приснилась одна хорошая знакомая, оставшаяся на Земле и не имеющая никакого отношения к группе контакта. Сон был очень личным, и я бы про него вообще не стал упоминать, если бы не одна деталь: знакомая во сне танцевала, постепенно обнажаясь, а когда на ней остались лишь трусики и лифчик, она грациозно закинула руки за спину, но не смогла справиться с застежкой. Она прекратила танцевать, замерла, нервно копаясь за спиной, а затем крикнула неожиданно мужским басом: «Помогите!» Я дернулся было к ней, чтобы помочь с застежкой, но она пробасила «Нет!!! Нет!!!» — и я замер, растерявшись. Через секунду она крикнула снова, срываясь с баса на визг, полный отчаяния: «На помощь!!! Господи, помогите хоть кто-нибудь!!!!!!!» Во сне я бросился к ней, а в следующий миг проснулся и понял, что сижу на топчане, и сердце мое бешено колотится.

Вокруг стояла тишина. Я успокоился и еще долго лежал с открытыми глазами и думал, не спросить ли мне завтра у психолога Оксаны, если я ее увижу, что бы значил такой сон? Единственное, мне почему-то не хотелось объяснять Оксане, кто эта женщина — мы расстались с ней много лет назад, и с тех пор я старался о ней не думать. Я начал размышлять, почему мне так не хочется рассказывать именно Оксане про свою бывшую женщину, и не заметил, как уснул.

Разбудили меня кубари — они принесли спираль из блестящего пластика, которую нацепили мне на голову как шапку, вставив одним концом в ухо. Сделав это, кубари отошли на пару шагов, и один из них заскрежетал с переливами. В следующий момент в ухе раздался знакомый голос:

— Доброе время суток! Попробуйте пользоваться Словарем?

— Пашка! — крикнул я. — Слышу тебя! Как ты?

Спираль на макушке издала серию переливающихся звуков, и я понял, что за ночь кубари сконструировали автоматического переводчика.

С этого момента общение пошло легче. Словарь знал далеко не все слова, но быстро обучался прямо со слуха. Да, общение пошло легче, но, с другой стороны, я начинал себя чувствовать все более неуютно — кубари почти не отвечали на мои вопросы, а сами пытались выспросить слишком много о нашей жизни. Сначала я отвечал охотно, затем более односложно, и, наконец, мое терпение лопнуло. Я предложил чередовать вопросы. Кубари ответили в том смысле, что это сейчас ни к чему, а важно поговорить о земной технике. Я сказал, что устал от вопросов и прошу меня для разнообразия и отдыха сводить на экскурсию. Потрещав между собой неразборчиво, кубари повезли меня на свой подземный завод — именно тогда я увидел двигающиеся коридоры. Ехали мы недолго, минут пять, коридор несся слегка под уклон, уходя все глубже и глубже. На заводе оказалось скучновато: урчали механизмы, грохотали транспортеры, очень похожие на наши. Мы прошли сквозь цеха и остановились у недостроенной части завода. Здесь я увидел, как прокладывают электрический кабель — квадратный кубарь, притаившись за щитком, сидел с плазменным резаком у стены и прорезал в ней щель. Синяя плазма била и искрилась, стена плавилась. Рядом валялась еще пара резаков — похоже, их хозяева ушли на перерыв.

Меня подвели к бухте электрокабеля, и разговор пошел об электроэнергии. Говорили мы долго и оживленно. Выяснилось, что вместо металлических жил в силовых кабелях у кубарей тянутся тонкие металлические трубки, пустые внутри. Какой в этом смысл, я так и не понял — Словарю катастрофически не хватало элементарных понятий, скорее всего потому, что гуманитарный Пашка их попросту не знал. Это и неудивительно — физику в школе он сдал на тройку, и то благодаря мне.

Затем мы вернулись обратно, мне предложили отправиться к себе и отдохнуть. Я спросил, нельзя ли мне пообщаться с группой — например, с Пашкой, с Оксаной? Хотя бы для того, чтобы обменяться впечатлениями? Но мне ответили, что это невозможно.

ВТОРАЯ НОЧЬ

На вторую ночь я снова проснулся от крика. Едва возникнув, крик оборвался, но теперь я точно знал, что это не сон, а самый настоящий человеческий крик. Рывком вскочив, я вышел в коридор, крадучись добежал до знакомого балкона и глянул вниз, в зал. В лаборатории было пусто. А на столешнице, там, где был пристегнут вчера Пашка, снова виднелись две человеческие ноги — в темных брюках и кожаных ботинках, какие были у наших военных. Но полусферы над ними не было. Ноги были отрезаны и валялись пристегнутыми в луже крови — так неряшливо, словно их здесь забыли после обычного рабочего дня.

Да, я не знал, как себя вести. И потому я повел себя согласно инструкции — естественно. Без колебаний и раздумий. Мягко прошел по коридору и свернул к скоростному эскалатору — по счастью, он работал. Никого не встретив, я доехал до завода, перед воротами в цеха мягко соскочил и стал перемещаться между станков короткими перебежками. Но завод был пуст. А резаки лежали там же, где я их видел вчера. Разобраться, как резак включается, где гашетка, и где указатель заряда, мне не составило труда — там было все просто. Я выбрал самый заряженный резак, сжал его крепко и направился в обратный путь. Теперь я никого не боялся.

Я понимал, что мне следует добраться до Портала и попытаться вернуться на Землю. Но я не помнил дороги к Порталу, просто знал, что он где-то на поверхности, а я в толще грунта. Поэтому решил во что бы то ни стало найти кого-нибудь из наших. Коридоры этажа были пустынны, я бродил по ним, заглядывая в каждый дверной проем. Иногда там находились пустые камеры, иногда — склады, заставленные кожухами. Но следов нашей группы нигде не было. А затем я услышал далеко-далеко трели и почти неслышный голос Оксаны. Я бросился на звук и долго плутал по коридорам. Звуки то нарастали, то исчезали, порой я чувствовал, что заблудился, но, наконец, трель раздалась с новой силой совсем близко.

— Вам необходимо вернуться в камеру! — сказал в ухе Пашка, и я вздрогнул.

Тут же раздался голос Оксаны. Таким надрывным я его никогда не слышал:

— Я требую вернуть меня на Землю! — кричала она. — Вы не имеете права! Я гражданка Земли!

В ответ раздалась новая трель, и Словарь в ухе перевел:

— Вам необходимо вернуться в камеру! Таков порядок! Ваше возвращение не запланировано. Таков порядок. Вы ведете себя как бешеный организм!

Я глубоко вздохнул, крепче сжал приклад резака и выскочил в зал. Оксана стояла вдали у стенки, и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять — она на грани истерики. Вокруг нее стояли четверо крупных кубарей.

— Что здесь происходит? — спросил я громко.

Кубари резко повернулись.

— Гена!!! — закричала Оксана. — Живой!!! Геночка!!! Беги!!! Они убивают! Они убили Павла! Убили всех!!! Убили Аркадия, когда он пытался их остановить! Я думала, и тебя убили!!! У двоих из них оружие!!! Беги, ты сможешь!!!

И словно по команде, двое кубарей отошли к стене, а двое оставшихся вытянули суставы — в клешнях они держали блестящие шары. Я бросился в сторону, и вовремя — шары вспыхнули, и то место в пространстве, где я только что стоял, на миг заволокло густым клубком малиновых искр.

Сработали рефлексы — я снова прыгнул в сторону, но, падая, вскинул резак и нажал гашетку. Панцирь ближайшего кубаря лопнул и распахнулся, разбрасывая по полу кипящий бульон с клубками органелл. Шар выпал из его сустава. Я перевел резак на второго и снова нажал гашетку. Неудачно — язык плазмы полоснул чуть выше панциря.

Я перекувырнулся и снова прыгнул — новый малиновый кокон вспыхнул почти рядом.

— Сзади!!! — вдруг услышал я крик Оксаны.

Я рывком обернулся — за моей спиной у входа стояло еще два кубаря, оба с оружием. Дальше я помню смутно — несколько секунд метался между огней, кувыркался по полу, прыгал и стрелял в ответ. Помню крик Оксаны, но я не видел, что с ней происходит. Когда с обоими кубарями было покончено, я развернулся.

Оксана корчилась на полу, к полу ее прижимали два кубаря, а третий раз за разом бил её в открытое лицо тонкими заостренными клешнями сустава. Я вскинул резак и срезал двоих, а третий проворно отполз и что-то прощелкал.

— Сопротивление бесполезно, бешеный организм, — произнес Словарь. — Сопротивление бесполезно. Бешеных уничтожают.

Я мельком нажал гашетку, и скрежет оборвался. Бросившись к Оксане, я рухнул перед ней на колени. Она лежала на спине, судорожно сжав на животе руки и рывками дышала. Ее лицо превратилось в кровавую кашу. Губы и щеки разорваны. А там, где раньше были зеленые глаза, теперь бились две пустые исковерканные глазницы, выкидывая бурую кровь.

— Гена... — прошептала она. — Ты сможешь... Беги... Скажи...

— Оксана! — прошептал я. — Оксана!

Ее тело вдруг резко выгнулось, а затем медленно обмякло. Руки на животе расцепились и упали вдоль туловища безвольными полотенцами. Теперь стало видно, что все это время — пока она боролась, пока ее били суставами в глазницы — она сжимала круглый шар-излучатель, который отобрала у нападавшего.

— Прощай, Оксана, — прошептал я. — Я постараюсь.

Я снял с ее запястья тонкую серебряную цепочку и положил в карман куртки. Мы были знакомы всего четыре дня, но она всегда носила эту цепочку. Я вскинул резак и побежал по коридору.

Если мне попадались кубари — стрелял на поражение. Однажды навстречу выскочила целая группа с шарами-излучателями, но я удачно нырнул в боковой коридор, хотя плечо немного обожгло. Я знал, что нахожусь под землей, и надо идти наверх — туда, где Портал. Но дороги я не помнил, а коридоры, поднимавшиеся было вверх, нередко изгибались и уходили глубоко вниз. Но я все-таки вылез на поверхность. А когда вылез — понял, что к Порталу не пробиться. Открытое пространство было усеяно кубарями, их было тут столько же, сколько бывает днем людей на оживленных улицах большого города. А в той стороне, где был Портал, маячили фигуры кубарей-бойцов — в высоко поднятых над толпой суставах они держали шары. И тогда я понесся в другую сторону — туда, где торчала самая широкая колонна. В конце концов, захват заложника это тоже метод. Захват высокопоставленного заложника — особенно. Как же я ошибался...

ЧУЖАЯ ЛОГИКА

— Не вижу логики, — повторил кубарь.

Разговаривать с ним было бесполезно. Пора было делать то, за чем пришел.

— Слушай меня внимательно, — сказал я. — Сейчас ты включишь терминал и свяжешься со своими заместителями. Понял? Объяснишь, что твоя жизнь в моих руках. Если они не выполнят мои требования, ты умрешь. Я требую, во-первых, вернуть меня в родной мир. Во-вторых, вернуть останки моей группы...

— Я слышал новости, ты — бешеный человек, сбежавший из лаборатории с резаком, — сообщил кубарь спокойно. — Ты очень агрессивен.

— Да, очень агрессивен, — кивнул я и сжал зубы. — Кажется, ты не понимаешь слов?

— Твой народ вообще очень агрессивен, — добавил кубарь.

Я не выдержал и вскинул раструб — луч плазмы пропахал в стенке над кубарем длинную дугу. Его обсыпало дымящимся пеплом.

— Как ты смеешь называть мой народ агрессивным? Вы — убийцы! Лицемеры! Подонки!

— Если тебе нужна моя жизнь, — перебил кубарь, — почему ты ее не заберешь? А если не нужна — чего ты хочешь от меня, бешеный? Пойми: твои действия агрессивны. Бешеных уничтожают.

— Это будет не так просто сделать, — я твердо сжал приклад. — И я умру вместе с тобой, президент. Или как у вас называется главная должность?

— У нас нет главной должности, — ответил кубарь после долгой паузы.

— Разве это не главное здание? — насторожился я.

— Это здание самое крупное, — согласился кубарь.

— Разве это не кабинет верховного правителя? — Я запоздало понял, почему мне удалось сюда пробиться гораздо легче, чем предполагал.

— Это антикварная библиотека, — объяснил кубарь. — Я... — Словарь замялся, подыскивая слово, — я визирь. Визирь библиотеки.

— А где президент? — спросил я упавшим голосом, уже понимая, что он не врет.

— Что такое президент? — спросил кубарь.

— Ну а кто же у вас? — закричал я, понимая, что мы так ничего и не узнали о кубарях. — Кто? Верховная матка? Император? Где главная особь, которая принимает решения?

— Решения принимает общество, а не особь, — возразил кубарь. — Есть система принятия решений, но она слишком сложна, чтобы ее тебе объяснить. Есть совет экспертов, коллегия выбора, сумма суждений... Даже в самом маленьком решении участвует не меньше тысячи кубарей. Но сейчас все эксперты заняты вопросами войны.

Я почувствовал комок в горле.

— Войны? Уж не с нами ли вы воюете?

— Мы хотим мира и дружбы. Воюете вы. Вы полны страха и подозрений. Вы готовитесь к войне, демонстрируете агрессию, вы не принимаете... — Словарь замялся, подыскивая нужное слово, — наших подарков...

Я поднял ствол резака и подошел ближе.

— Значит, агрессию мы демонстрируем? Готовимся к войне? А кто начал контакт с демонстрации кровавой битвы? Дюжина кубарей изрубила друг друга в лоскуты — это не демонстрация агрессии и готовности к войне?

Кубарь молчал долго. Наконец произнес:

— Человек, если у твоего народа есть логика, она бесконечно далека от логики разумных существ. Вы действительно так превратно поняли нас? Это был первый подарок, который наш народ принес людям, чтобы вы смогли изучить устройство наших тел. Мы отдали эти несколько жизней, чтобы показать наши добрые намерения. Что тут непонятного? Если кто-то дарит еду — значит, он не голоден и не собирается отнимать чужой кусок. Если общество дарит свои жизни — значит, ему не нужны ваши, логично?

— Логично?!! — взревел я возмущенно.

— Объясняю, — терпеливо продолжил кубарь. — Для войны требуется много боевых единиц. Если общество легко расстается с единицами — значит, оно не планирует войну. Логично? А если экономит ресурсы — значит, готовится к бою, логично? Мы совершили акт доверия. Вы — отреагировали недоверием и подозрительностью.

— А вы не подумали, что, может, мы просто ненавидим любое насилие? — закричал я, размахивая резаком из стороны в сторону. — Может, для нас кощунственна сама мысль отнять чужую жизнь?!

— Почему отнять? А если я готов отдать ее добровольно?

— Зачем?! У тебя же собственная голова, или чего там у тебя есть! Разве тебе не хочется жить дальше? Делать свои дела? Создавать что-то?

— Это второстепенные желания, — ответил визирь. — А есть главные. Возможно, тебе тоже сейчас хочется чего-то второстепенного, например, взять с полки кристаллы с книгами и почитать их. Но ты занят беседой, потому что это она для нас важнее, верно? Скорее всего, тебе больше никогда не представится случая полистать эти книги. Но тебя же это мало волнует, потому что есть дела важнее, верно? Так почему меня должно волновать, что мне больше не представится возможность почитать мои книги и сделать другие личные дела?

— Но... — растерялся я.

— Вообще, — продолжал кубарь, — почему тебя так беспокоит, что ты чего-то не сможешь в будущем? Почему тебя, например, не волнует, что ты чего-то не смог в прошлом? Почему тебя вообще волнуют личные успехи больше, чем успехи твоего общества?

— Да при чем тут общество, если речь идет о моей жизни! Что у вас за идиотская логика?!!

— Человек, — произнес кубарь, — логика не бывает идиотской, иначе это не логика. Если логика существует — она логична. Если я разумное существо — я смогу объяснить. Если ты разумное существо — ты сможешь понять. Иногда мне кажется, что ты разумен. Наверно, это потому, что с помощью Словаря ты хорошо владеешь языком. Наверно, ты хорошо понимаешь и мои слова. Понимаешь?

— Да.

— Тогда скажи мне, человек, почему ты так боишься потерять свою жизнь? Разве у тебя ее настолько много, что жаль терять? Ведь твое многоклеточное тело совсем не вечно. Ты прожил мало, и умрешь скоро. Посмотри на нас: наше тело и разум размножается дублированием, поэтому в вашем понимании мы бессмертны. Но если обществу понадобилась моя жизнь — не важно для чего, пусть для мелочи, — какие у меня причины не отдать её? Понимаешь?

— Вы все — добровольные самоубийцы?

— Можно сказать и так. А разве ваша группа контакта не состояла из добровольцев?

— Что?! — опешил я. — Вы что, всерьез считали, будто мы пришли умереть?

— А как иначе? Вас отдали нам в полное распоряжение на благо контакта. Разве у вас остались какие-то дела в своем мире? Какая-то информация, которую вы не успели сохранить? Разве без вас обществу живется трудно? Но зато теперь мы знаем, как работает ваше тело, как устроен ваш метаболизм, мы смогли построить Словарь-переводчик...

— Но... — у меня не нашлось слов. — Но разве вы не видели, что люди кричали! Сопротивлялись!

— Мы думали, это обычная норма физиологии в момент гибели.

И в этот миг со стороны входа послышался глухой шум.

Я взял на прицел баррикаду шкафов, но и кубаря держал в поле зрения. Снаружи застучали — сначала робко, потом сильней. Честно говоря, в этот момент я уже не знал, что делать. Вариантов у меня не было — ждать, пока рухнет баррикада, а затем крошить всех, пока не убьют меня. Положение спас кубарь.

— Ничего не делайте, уйдите! Бешеный человек здесь, со мной. У нас идет важный разговор! — так перевел Словарь то, что он прочирикал.

Похоже, этот визирь библиотеки все-таки обладал весом в обществе, потому что стуки прекратились, а раздавшееся дробное шуршание говорило о том, что кубари послушно отползли подальше.

Я шагнул назад, прислонился спиной к стене и медленно сел на корточки. Не выпуская, впрочем, резака из рук. Кажется, я начинал что-то понимать. И почему они не многоклеточные, и почему у них нет правителя...

— Я правильно понял, что вы — коллективный разум? — спросил я.

— Мы — разум коллектива, — поправил визирь.

— В смысле, ты — не отдельная особь, а часть организма? — уточнил я на всякий случай.

— Разумеется, — ответил визирь. — Я часть общества. А ты разве не часть своего общества?

— То есть, разговаривая с тобой, я говорю со всеми кубарями сразу? — подытожил я.

— Нет, конечно, — возразил кубарь и поерзал на месте. — Когда ты говоришь лично мне — ты говоришь лично мне. У каждого кубаря свой отдельный разум, если ты это имеешь в виду.

— Тогда я ничего не понимаю, — вздохнул я. — Вы настолько не цените жизнь носителя разума?

Кубарь снова поерзал на месте.

— Послушай, человек. Ваши тела состоят из множества клеток. Неужели каждая клетка настолько ценна вам, что вы не можете пожертвовать ни единой каплей крови? Мы изучали вашу физиологию, это не так. Вы легко теряете свои клетки.

— Извини, дорогой! — вскричал я. — Наши клетки не разумны, они просто строительный материал организма!

— Это принципиальный момент? — визирь замер и снова поерзал на месте, видно, этот жест означал у них глубокие размышления. — Скажи, а если бы миллиарды твоих клеток были разумными, ты бы все равно боялся потерять хоть одну? Их же миллиарды?

— Это личное дело клетки! — отрезал я. — Никто не имеет права отбирать жизнь у разумного существа!

— Кажется, я почти начал понимать вас, — задумчиво сообщил визирь. — Но, скажи, человек, если клетка разумна, разве она откажется прекратить существование для пользы организма?

— У разумного существа всегда есть право выбора, — твердо сказал я.

— Вот как? — удивился визирь. — А если каждый так будет? Если каждый так скажет? Что тогда будет с обществом?

Я промолчал.

— Вы вообще очень странные существа, — наконец сказал визирь. — Вы даже устроены удивительно — у вас мягкие ткани тела торчат наружу, а кость находится глубоко внутри.

— А что тут такого? — опешил я.

— Нет логики, — сказал кубарь. — Логично, когда организм защищает панцирем свои мягкие ткани от внешней среды. Но какой смысл держать кости внутри организма, окружив их мягкой ранимой тканью? Словно вас раздирает что-то изнутри, словно вы опасаетесь агрессии изнутри больше, чем от окружающей среды. — Визирь помолчал. — Скажи мне, человек... — начал он. — Я правильно понял, что все люди всегда делают только то, что нужно им самим ради себя?

— Да нет же! — вскричал я. — В смысле... Э-э-э...

— Человек, скажи, — продолжил визирь, — а если в твоем организме одна из клеток перестанет подчиняться общему распорядку? Станет отбирать питание у окружающих, бесконтрольно расти, бесконечно размножаться?

— У нас есть такое заболевание — рак.

— Заболевание, — задумчиво повторил визирь. — Вот как интересно... И у нас встречается такое психическое заболевание — мы называем его бешенством. Когда кто-то потерял рассудок и перестал подчиняться обществу. Тогда его уничтожают, для этого есть специальные боевые бригады. Уничтожают любыми методами — ведь такое существо представляет опасность для остальных.

— Спасибо, я видел, — кивнул я, покачнув занемевшим плечом.

— Человек, скажи, — вновь начал визирь и надолго задумался, ерзая по полу. — Скажи мне, человек, ведь если существует целый народ, где каждое существо превыше всего озабочено не благом общества, а своей личной судьбой и личной выгодой... — он умолк.

— Ну? — спросил я нетерпеливо.

— Возможно, я скажу что-то глупое, — предупредил кубарь. — Возможно, у меня в рассуждениях ошибки. Просто я пытаюсь выстроить логическую картину, основываясь на том, что ты рассказал.

— Ну и?

— Скажи мне, человек, ведь если существует общество, которое состоит из тех, для кого на первом месте собственная судьба... Как может существовать такое общество? В нем неизбежно начнется борьба? Беспорядки? Битвы, войны? Каждый захочет отнять чужие вещи или жизни? Все будут конкурировать друг с другом? Появятся те, кто захочет управлять остальными? Каждому придется ежесекундно думать, как сделать свое жилище недоступным, как прятать личные вещи и прятаться от чужой агрессии самому?

— Но... — начал я обиженно, однако визирь предостерегающе помахал суставом. — Я просто пытаюсь рассуждать с точки зрения твоей логики. Когда я закончу, ты меня поправишь и все объяснишь. Если рассуждать логически, такое общество существовать не сможет. Кто будет работать, если все сядут сторожить собственные вещи и еду? Поэтому рано или поздно особям придется объединиться в группы, которые начнут охранять своих членов, а за это — руководить их поведением. Я правильно рассуждаю? У таких групп будет сразу две цели. Так мне кажется. Во-первых, группы унаследуют психологию своих членов и будут точно так же стараться победить окружающие группы, подчинить их и обогатиться за их счет. Во-вторых, группы будут страдать от внутренней борьбы — их участники внутри продолжат конкурировать друг с другом и бороться за право управления.

— Но... — сказал я совсем растерянно.

— Я просто пытаюсь рассуждать, — пояснил визирь. — Группы начнут расти за счет покорения соседей, и, наконец, останется несколько самых больших групп, которые будут воевать за ресурсы друг с другом и бороться за жесткий порядок с внутренними бунтарями... Возможно, в какой-то момент даже возникнет одна большая группа, но не надолго — группе не удастся сдержать внутреннюю борьбу, и она расколется на несколько более мелких. Такие процессы объединения и раскола будут повторяться бесконечно... — визирь замолчал на миг. — Теперь я готов тебя выслушать. В чем ошибка моих логических рассуждений?

Я сжал зубы.

— Человек, почему ты не отвечаешь? — повторил визирь.

— Ты прав... — выдавил я. — Именно так и устроен наш мир...

Визирь молчал долго. Затем сверху на панцире распахнулась дырка, из нее выполз глаз на стебельке. Глаз уставился на меня и долго-долго изучал. Затем спрятался.

— Можно я задам последний вопрос? — произнес визирь.

— Можно.

— Скажи мне, человек... Ведь если я прав... если так устроено ваше общество... — он помолчал, ерзая по полу. — Но это значит, что в драках между особями, а особенно в драках между большими группами должны постоянно гибнуть люди? В вашем мире должно быть немыслимое количество смертей от борьбы друг с другом? Это так?

— Так... — выдохнул я.

— И вот тогда я не понимаю, — подытожил визирь и откинулся к стене. — Здесь логическое противоречие! Если вы так дорожите своей жизнью, если для вас она ценнее всего, если вам жалко иногда отдать десяток жизней для блага общества — то почему вам не жалко тех жизней, которые теряются в постоянной борьбе? Ведь наверно были случаи, когда погибали... — визирь замялся, — тысячи особей? Может, десятки тысяч?

— Миллионы, — сказал я сквозь зубы. — Десятки миллионов. Вторая мировая война, шестьдесят лет назад...

— Миллионы... — задумчиво повторил визирь. — Миллионы... Но где же твоя логика, человек, так любящий жить? Я объяснил свою логику, теперь ты сможешь объяснить мне свою?

— А... — я глотнул. — А зато мы свободные!

— А мы не свободные? — удивился визирь.

— А зато мы... — я осекся, но вдруг взорвался: — Мы живем, как хотим!!! Никого не трогаем!!! Никому свою логику не навязываем!!! Вам-то какая разница?!! Какое ваше собачье дело?!!

— Портал открыт, — напомнил визирь. — Закрыть Портал невозможно в принципе. Мы не рассчитывали встретить враждебную расу. Мой народ всегда желал мира и дружбы, мы были счастливы найти расу, так похожую на нас телом и образом жизни...

Я мысленно вздохнул, пытаясь представить, какие же расы они встречали до нас, а кубарь продолжал:

— Меньше всего мы ожидали встретить таких коварных врагов. Если по ту сторону Портала живет раса бешеных, чье поведение не управляется даже их собственным обществом, то где гарантия, что когда-нибудь они не решат прийти к нам, чтобы отнять наши жизни и богатства?

— У нас не такое плохое общество! — обиделся я. — У нас тоже общество хорошо управляет единицами! Никто не собирался с вами воевать! У нас давно уже нет войн!

— Давно — это шестьдесят лет? — произнес визирь, и мне показалось, что Словарь передал в интонации немного горькой иронии.

— Да! Шестьдесят! Это очень много! Все изменилось! Мы готовы были с вами дружить, сотрудничать! Нам не нужны ваши жизни! Мы же не убили никого из вашей группы контакта?

— Лучше бы убили, — заметил визирь.

— Мы просто вас боимся! Дико боимся! И у нас есть все основания для этого!

— Но мы вас боимся еще больше. И оснований у нас ещё больше... Скажи, человек, ты не в курсе последних новостей?

— Нет, — насторожился я.

Кубарь помолчал.

— Ваши ученые, — начал он, — не смогли преодолеть языковый барьер с нашей группой контакта. Они долго общались жестами и рисунками, и то, что поняли, привело их в ужас. Ваше общество угрожает в случае войны забросить сквозь Портал атомную бомбу.

— Могут, теоретически... — нахмурился я.

— А ты можешь себе вообразить... — начал Словарь таким характерным пашкиным оборотом, что я снова вздрогнул, — что может сделать атомная бомба в мире, где сверху нет... — Словарь замялся, — открытой вышины?

— Но у вас нет и ветра, — возразил я. — Значит, не будет ударной волны.

— Будет температура, — возразил кубарь. — И тогда здесь не останется вообще ничего. Никакие переговоры не привели к успеху. И хоть у нас нет атомной бомбы, зато есть плазменный запальник.

— Что это? — насторожился я. Стратегическая информация противника никогда не бывает лишней, даже если мне не суждено больше увидеть Землю.

— Я не очень разбираюсь в физике, — признался визирь. — Эта вещь особенно опасна в мире, где сверху открытая вышина — заряд не может рассеяться, и плазма обходит всю доступную поверхность цепной реакцией. Вы не спасетесь.

— Это безумие! — вскричал я.

— Безумие, — согласился кубарь. — Наши расы пришли к выводу, что контакт невозможен, а соседство смертельно опасно. Счет пошел на часы, вопрос теперь в том, кто ударит первым. Это может случиться в любой момент.

— Это правда? — спросил я.

— Мы не лжём, — спокойно ответил визирь. — Это правда.

— Так вы ударите первыми? — внезапно понял я.

— Это решаю не я, — ответил визирь. — Но вариант не исключен. А вы можете ударить первыми?

Я растерялся.

— Не знаю. Наверно нет. А с нашей стороны выступает Россия или США? Просто у США уже была привычка кидать атомные бомбы куда попало на живое население...

— Это не важно, — заверил кубарь. — Важно, что наши расы считают друг друга врагами, которых проще убить, чем терпеть. Я и сам так считал до разговора с тобой. И твое и мое общество готово к атаке. Я не военный, но мне кажется, что у каждой стороны будет секунда на ответ, а, значит, погибнут оба мира...

Я вскочил.

— Тогда что ты сидишь, чемодан без ручки?! Надо действовать! Включи терминал! Давай попробуем объяснить и вашим и нашим!

Визирь помолчал, ерзая.

— Наши не поймут, — сказал он, наконец. — Им нужно доказать, что диалог возможен. Очень веско доказать и очень быстро.

— Наши тоже не простят... — Я сунул руку в карман куртки, нащупал цепочку и сжал до боли, до хруста в пальцах. Затем медленно разжал и произнес: — Визирь! Придумай что-нибудь?

Визирь молчал очень долго, ерзая по полу. Затем сказал:

— Есть один способ убедить мою расу...

— Выкладывай!

— Но он тебе не понравится, человек...

И я сразу понял, о чем он говорит. Понял, потому что в этот момент та же самая мысль пришла в голову и мне.

— Знаешь, кубарь... я готов! Если ты считаешь, что моя добровольная смерть остановит сейчас войну — я готов! Твои сородичи поверят, что мы не бешеные, если я умру во имя дружбы людей и кубарей, показав способность понять вашу логику? Они поверят, что конфликт возник из-за непонимания, а человеческое существо точно так же, как и вы, готово в случае необходимости отдать свою жизнь для общего блага?

— Да, — ответил визирь. — Но ты действительно готов отдать свою жизнь?

— Я... — я замялся. — Я постараюсь не передумать...

Воцарилась тишина. Я прошелся по мягкому настилу и остановился перед ним.

— Ну а что сделаешь ты, визирь? Что сделаешь в ответ ты, чтобы люди перестали считать бешеными вас?

— А что я могу сделать? — удивился визирь.

— А вот что... — Я сел перед ним, сложив ноги по-турецки, а резак положил рядом. Теперь мы были одного роста. — Я тебе расскажу. Ты немедленно отправишься к Порталу. Через все кордоны и заслоны. Обойдешь, пробьешься к Порталу, даже если тебя будут не пускать, даже если сочтут бешеным. Но ты пробьешься и шагнешь к людям, протягивая вот эту цепочку. Люди не стреляют в переговорщиков. Ты все расскажешь людям. И они поймут. А затем — ты забудешь про своё общество и останешься жить на Земле. Люди не смогут общаться с кубарями, если у них не будет независимого советника, который не подчиняется приказам.

— Я не могу без приказа сделать это! — возразил визирь. — Общество ни за что не даст мне сейчас такой команды... Потребуется много времени, чтобы общество выработало новое решение и начало выдавать команды...

— А ты сделаешь это сам, без команды.

— Я не могу! — визирь дернулся и вскочил. — Почему я?!

— А я?

Визирь снова дернулся и начал дробно бегать из стороны в сторону. Его сустав вылез из дыры панциря и неконтролируемо болтался как плетка. Наконец он остановился передо мной.

— Но разве нет какого-нибудь другого способа? — спросил он жалобно.

— А у меня?

— Тебе-то что! — возмутился визирь. — Тебе всего-то надо сделать один поступок! Хоть и неприятный для тебя. Зато геройский — ради мира двух цивилизаций. И больше тебе ни о чем не придется беспокоиться — никогда! А я?! Меня сочтут позорным бешеным! Я буду вынужден вечно совершать бесконечное число отвратительных мне поступков, игнорируя приказы своего общества! Как я буду жить дальше? Всю вечность? Как будут жить мои дубли, ведь они будут жить в вашем мире как бешеные!

— Когда все наладится, тебя тоже сочтут героем на Родине.

— Бешеных не прощают, — возразил кубарь и добавил совсем жалобно: — Я не могу! Все, что угодно, но не это! Я не могу вынести вечного изгнания и несчастья!

— А я могу? Я — могу?

Кубарь еще раз пробежался вдоль библиотеки, а затем грузно осел на пол. Его трясло.

— Я так погляжу, твой страх перед обществом сильнее моего страха смерти, — заметил я. — Видишь, я все-таки готов отдать самое дорогое ради общества. А ты — нет?

— Да если бы мне только велели... — заныл кубарь.

— Мы отдаем самое дорогое, — напомнил я. — Моя жизнь — самое дорогое, что есть у меня. А у тебя самое дорогое — твое слепое послушание перед обществом. Отдай его.

Кубарь высунул глаз на стебельке и уставился мне в лицо. В глазу был зрачок, совсем как у человека. Зеленый.

— Ты прав, — наконец сказал он спокойно. — Не будем медлить, у нас нет времени. В любую секунду может начаться атака.

— Но... — я ощутил неприятный холодок. — Мне надо сохранить кое-какую информацию. Я должен оставить своей расе повествование об этих событиях.

Кубарь указал своим суставом в угол:

— Я все-таки включил сохранение информации — терминал пишет биотоки твоего мозга и моего разума, и вообще все, что здесь происходит. Копию кристалла я возьму с собой. А ты просто подумай на секунду, что и как ты бы хотел рассказать своим соплеменникам — этого достаточно. Позже я все расшифрую, обработаю и напишу от твоего имени — как ты жил, что ты видел и что ты чувствовал. Поверь, я очень опытный библиотекарь, я сумею.

— Спасибо, друг кубарь, — вздохнул я. — Удачи в жизни!

— Прощай, друг человек, — вздохнул он. — Почета в смерти!

Все слова были сказаны. На миг я зажмурился и представил все то, что рассказал бы землянам. И понял, что если помедлю еще, то уже никогда не сделаю то, что должен. И тогда я рывком поднял резак, приставил раструб к виску и нажал гашетку.

* * *

На кубическом постаменте стоит огромный памятник, он виден от самой Москвы. Вокруг памятника раскинулся широкий бульвар, корпуса научного городка, и Университета дружбы. В конце бульвара темнеет Портал. Памятник изображает плечистого человека лет тридцати, в джинсах и куртке. Его длинные волосы развеваются, будто от ветра. Подняв голову, он смотрит вперед — сквозь время и пространство. Его правая рука сжимает плазменный резак. Левая протянута вперед, а в открытой ладони покоится Земной шар. Каждую неделю, в воскресенье, к памятнику подходят несколько кубарей. Все они каплевидной формы, с носом-шпилем, торчащим вверх и слегка в сторону. С годами их становится больше. Кубари молча кладут к подножью свежие цветы. А затем долго-долго смотрят вверх — в лицо памятника, и выше — в открытое небо. Затем уходят. А по бульвару идут люди — преподаватели, студенты, молодые мамы с колясками. Гуляют влюбленные, взявшись за руки. Время от времени пробегают деловитые кубари самой разной формы, прибывшие сюда учиться. Там очень красиво. Если вам случится попасть в Москву — обязательно съездите в Нововолоколамский научный городок. Обязательно.

апрель 2005, Москва