Время было
Альфред смотрел в иллюминатор, а я смотрела на его плечи. Он снова был в майке с надписью «If you read this, we are not alone», которую я ему подарила. Майка была застиранной, слово «not» почти стерлось, но мне было приятно, что он носит мой подарок.
— Глупо, да? — пробормотал Альфред, не отрывая взгляда от планеты Голанды, величественно плывущей под раскинутыми батареями нашего звездолета, который уже полгода висел у нее на орбите. — Столько веков надеяться, что не одни во Вселенной. Принять послание за три тысячи световых лет, построить звездолет, проколоть пространство, примчаться сюда... и найти только руины и кости?
Я сделала глубокий вдох — казалось, в каюте не хватает воздуха, хотелось распахнуть иллюминатор как форточку, чтобы ворвался свежий ветер с этих морей и архипелагов, плывущих далеко под нами. Но вокруг был вакуум орбиты, а про воздух Голанды лучше и вовсе не говорить...
— Ты всё о нас, а представь, каково им? Они-то надеялись, что кто-то разумный услышит их сигнал и в тот же миг они окажутся не одиноки во Вселенной.
Альфред задумчиво кивнул.
— Но есть плюсы, — сказала я.
— Плюсы? — удивился Альфред. — Планета мертвая, цивилизации нет, информации нет, датацентры рассыпались в пыль, Эрик пытается выучить язык по дорожным указателям...
— Есть насекомые и моллюски.
— Они есть и на Земле! — Альфред трагически поднял руки.
— Зато есть наша экспедиция.
Альфред задумался.
— Да, — признал он. — это лучшее, что случилось в моей жизни. Мы делаем историю человечества. И люди прекрасные, и ты просто счастье. Люблю тебя. — Он чмокнул меня в щеку, сел на пол и приложил ухо к моему животу. — Как там наш Джонни? Мне кажется, он уже шевелится!
— Тебе кажется... — улыбнулась я.
Дверь распахнулась, и в каюту стремительно влетел Жак. Он был похож на взъерошенного попугая.
— Алик, Мила, в столовой... — начал он с порога, но осекся. — Вау, да здесь будет секс! — закончил он с уважением.
— Заходи, Жак! — засмеялась я. — Секса не будет.
— Почему все женщины говорят мне эту фразу? — притворно объявил Жак.
— Даже Алиса? — улыбнулась я.
— Мы, — поспешил объяснить Алик, — просто сидели с Мелиссой и говорили, как хорошо, что мы все встретились...
Жак огладил шевелюру и прошелся по каюте.
— Вы бы все равно встретились! — заверил он. — Ты, Альфред, например, был бы техником по наладке теплиц! А ты бы вызвала специалиста! А он бы такой прилетел к тебе на Луну, всё настроил и говорит: «Мэм, работа закончена! Как будете расплачиваться?» И Мила тут ме-е-едленно снимает бретельку...
— Дурак, — улыбнулась я. — Так чем сегодня кормят?
— Кормят? — не понял Жак.
— Ну ты вошел со словами, что в столовой...
Жак хлопнул себя ладонью по лбу.
— Да! — закричал он. — В столовой! В столовой сейчас начнется доклад Эрика! Нейросеть расшифровала полярную рукопись!
Альфред аж присвистнул.
Я встала так резко, что закружилась голова.
— Моя нейросеть расшифровала полярную рукопись? — жадно спросил Альфред. — Мы теперь знаем язык? Эрик смог ее прочесть? Что там?
— Спойлеров жаждешь? — Жак погрозил пальцем. — Эрик сказал, что там ад. И раскрыта тайна гибели.
Некоторое время мы потрясенно молчали. А затем Альфред расхохотался и хлопнул Жака по плечу:
— Я тебе чуть не поверил!
— Да вы сговорились что ли? — обиделся Жак. — Шутишь вам — верят. Скажешь правду — ржут. Разве я стал бы такими серьезными вещами шутить?
— Да! — сказали мы с Альфредом хором, и даже сам Жак засмеялся.
* * *
В столовую набилось полсотни людей. Эрик Смоленски стоял у проектора, глаза его сияли. Наконец вошел сам Марк Йоганн решительной походкой и сел в первом ряду, его большая лысая голова покачивалась в луче проектора.
— Начинайте, Эрик! — скомандовал он.
— Окей, — начал Эрик. — Ну вы знаете, что на Южном полюсе нашли станцию, где под многометровым слоем льда...
— Знаем, проматывай! — закричал Альфред.
— Правильно! — поддержали его.
Эрик замялся:
— Но в начале я все же должен поблагодарить моих коллег — лингвистов, программистов, которые столько работали над расшифровкой единственного на планете...
— Да к черту предисловия! — снова закричал кто-то, а Марк Йоганн даже постучал ладонью по спинке кресла — то ли в знак согласия, то ли призывая к дисциплине.
— Короче, — выпалил Эрик, — сегодня утром нейросеть нащупала ключевые патерны и смогла выстроить лингвистический корпус. И рукопись оказалась полностью расшифрована!
Зал взорвался аплодисментами.
— Рукопись объемная, — продолжал Эрик. — Она очень красива. Хотя мы никогда не узнаем, как звучал этот язык на слух. В тексте шаг за шагом описана катастрофа Голанды. Если кратко: цивилизация погибла от мозгового паразита.
В столовой наступила гробовая тишина.
— Этот паразит, — продолжал Эрик, — описан как маленький жучок, обладающий связью с себе подобными. Возможно что-то вроде телепатии или радиоволн. Вместе они образуют коллективный разум, что-то вроде улья. Альтернативный разум, который поставил себе цель уничтожить цивилизацию. Жучок незаметно проникает в мозг, выпускает нити, врастает в нейронные связи и берет под контроль поведение. С этого момента жертва паразита превращается в ходячее оружие: люди Голанды продолжали вести привычный образ жизни и внешне ничем не выделялись — они так же ходили на работу, смеялись, проводили время с семьей, строили карьеру, но на самом деле уже не были людьми: личность была стерта, а все поступки были направлены на развал цивилизации, захват власти и распространение паразитов. Зараженные совершали обычные с виду действия, в которых трудно было распознать саботаж. Но каждый выполнял свою часть тщательно скоординированной программы, и в этом была их сила. Поэтому о катастрофе узнали не сразу. А когда узнали и пытались организовать сопротивление, было поздно: главные координаторы сопротивления уже сами были частью системы. Вросший в мозг жучок порождал потомство, оно множилось, питаясь тканями, новые паразиты покидали тело и расползались в поисках новых жертв, пока не захватили все архипелаги... Рукопись тоже внезапно обрывается.
Зал потрясенно молчал.
— Господи, — прошептала рядом Алиса, — Я прямо уже чувствую, как у меня в мозгу что-то ползает!
— А это электронный жучок или биологический? — спросил кто-то.
— Биологический, — ответил Эрик. — Описан как маленький конус с жевательной клешней и двумя лапками.
— Так это же светлячок! — неожиданно для себя сказала я.
— Да, — кивнул Эрик. — В рукописи говорится, что тело жучка светится по ночам.
Я вдруг вспомнила снимки светящихся руин Голанды — облепленные светлячками, словно уютный бархат, которым обросли циклопические башни мертвых городов на фоне ночного неба... Теперь светящиеся руины не казались ни трогательными, ни красивыми. Меня передернуло, к горлу подкатила тошнота.
— Эрик, — послышался мягкий голос Игнатуса Дюбуа. — А как люди Голанды могли не знать о светлячках, живя с ними в одной природе миллионы лет? Или светлячки возникли внезапно? Или у них произошла мутация?
— Не знаю, — честно ответил Эрик. — Лучше спросить у биологов. Но с точки зрения лингвиста, светлячок в рукописи — иероглиф «иш». Это известный иероглиф, мы его встречали и раньше, у него много смыслов. На уличных табличках он означает освещение. «Включайте огни перед поворотом». Или: «Распродажа светильников». Рисуется иероглиф именно как конус и вверх две лапки. Поэтому я думаю, что жучок был всегда. По крайней мере, еще до эры письменности.
— А как работает связь между жучками? — спросил Альфред.
— Не знаю, — снова покачал головой Эрик. — Возможно, автор рукописи сам не знал.
Марк Йоганн поднял руку, призывая к тишине:
— Коллеги, поблагодарим группу Эрика Смоленски за блестящее открытие!
Овации не смолкали долго.
— Полный текст я выложу в научную базу, если вопросы... — начал Эрик, но Алиса вдруг вскинула руку:
— Светлячок опасен?
— Конечно, — Эрик простер ладони над полом, словно оглаживал планету с орбиты, — результат мы видим, цивилизация уничтожена.
— Нет! — громко сказала Алиса. — Для человека Земли? Для нас?
Все заулыбались, потому что Алиса часто несла чушь, а Жак даже открыл рот, чтобы пошутить, но Эрик оставался серьезным.
— Я не знаю, — сказал он.
* * *
В маленькую каюту Клауса Фара набилась куча народа — сидели на кровати, на столе, на подоконнике. Клаус улыбался белозубой улыбкой, глаза его сверкали, но я видела, что он устал после полета. Если бы не черная африканская кожа, Клаус бы выглядел бледным.
— В общем, — гудел Клаус своим низким голосом, словно в его пухлых губах гуляло эхо, — нам дали на сборы три часа, всех в челнок — и к вам на орбиту. Вся работа всех групп на поверхности планеты закончена по тревоге. База законсервирована, всё брошено, образцы остались. Чего ради? Как мне заканчивать диссертацию?
— Она именно по светлячкам диссертация, да?
Клаус кивнул:
— Конечно, в том числе. Хотя светлячки не самый интересный вид. Вот стрекозки! У них же крылья вращаются в панцирной втулке, они как вертолетики! Вообще чума! Никто не думал, что в живой природе может родиться крутящийся механизм!
— А светлячки? — настойчиво повторил кто-то.
Клаус остановился посреди каюты и стал разминать плечи:
— А что светлячки? Ползают. Светятся красиво. Надеваешь скафандр, включаешь музыку, выходишь в руины. Стоишь, а все стены вокруг светятся...
Алиса вдруг поджала губы и отсела подальше:
— И часто ты ходил к ним? Может ты уже сам... того?
Клаус гулко захохотал.
— Я был в скафандре! — уверил он ее.
— Сходи к Ванде, пусть она тебя проверит... — не унималась Алиса, но на нее зашикали.
— Прослушайте, я не верю в паразита, — серьезно сказал Клаус. — Светлячок убил местных людей, потом местных животных, потом морских, и с тех пор три тысячи лет работает уличной иллюминацией? — Клаус скривился.
— А почему нет? — спросил Альфред.
— Меня вполне устраивала прежняя гипотеза. О вспышке сверхновой.
— Она не доказана! — возразил Альфред. — Мы не нашли подходящей сверхновой.
— Нашли, и даже не одну, — подал голос Джафар. — Марк Йоганн так считает.
— Он не астроном! — возразила Алиса.
Джафар уставился на нее с изумлением:
— Пресс-секретарь капитана не знает профессии капитана?!
— Марк Йоганн, — с холодным достоинством парировала Алиса, — доктор философии!
— Астрономии.
— Философии! Я видела документы!
— Так называется!
— Джафар, ты совсем дурак?!
Между спорщиками тактично встал Игнатус:
— Ребятушки, мы пришли не спорить. Клаус, расскажи нам, светлячок может вселиться в человека Земли?
— Нет.
— Почему?
— Вообще всё другое!
— Но эти люди выглядели почти как мы! — возразил Альфред.
Клаус шумно вздохнул и пошевелил могучими ноздрями.
— Алик, вот ты программист, представь свои программы. Для похожих задач одинаковый дизайн, а внутри разные языки программирования, разный код или что там...
— Не совсем так, — кивнул Альфред, — но я понял, о чем ты. То есть, внедриться в землянина светлячок не может?
— Исключено, — заверил Клаус. — Это же фторорганика! Все другое! У них даже вместо хитина фторфунгин. Для них кислород вреден.
— Не всегда, — возразила я. — Кислород им тоже необходим для метаболизма. Растения вообще переносят кислород хорошо, у меня в оранжерее целая грядка местных лиан цветет в земной атмосфере. И многие белки у нас схожие. А местные насекомые, если я правильно помню, выдерживали у Шульца час в кислородной атмосфере и сутки в вакууме?
Клаус повернулся.
— Мила! Ну уж ты-то! Выдерживать и выживать — разные вещи. Я умею задерживать дыхание на восемь минут, это ж не значит, что мне удастся выжить на дне! Метаболизм другой, протеины, клеточные мембраны! Ты сама биолог, посмотри на светлячка, какой из него паразит? Он создан прогрызть дырочку в камне, впихнуть тельце и выставить наружу лапки для защиты!
Все задумались.
— Хорошо грызут? — спросил Джафар. — Скафандр прокусят?
— Да чушь! — вскочил Клаус.
— А что он так бесится? — с подозрением спросила Алиса. — Может, уже прокусили?
Клаус окончательно потерял терпение. Он метнулся к шкафу, вынул свой скафандр и попытался вручить Алисе, но та в ужасе отшатнулась. Тогда он вручил скафандр Джафару:
— Осматривайте! — кричал Клаус. — При мне! Чтоб больше вопросов не было! Ищите дырки! Дуйте! Фонарик дать?
Игнатус кашлянул:
— Ребятушки, нам всем пора, Клаус устал после перелета...
— Я не устал! — возразил Клаус. — Я охренел! От вас! Светлячок не может ничего прокусить! У него нет зубов! У него жевательная клешня, она точит, перетирает! Вы, теоретики, сидите на орбите, ни разу не высаживались на планету и рассказываете сказки нам — полевой группе, которая внизу полгода жила и работала! Хоть один из вас видел светлячка? Вживую, не на фото?
Клаус обвел взглядом собравшихся.
— Дай-ка! — Он решительно протянул руку и забрал у Джафара скафандр. Обшарил карман, затем другой, выудил небольшую прозрачную колбочку и торжествующе протянул вперед: — Смотрите сами!
Никто не шелохнулся.
Я снова почувствовала тошноту.
— Ты... — выдавила Алиса. — Ты пронес светлячка на корабль?
— Мертвый! Специально подобрал уже дохлого! — объяснил Клаус. — Он в керамитовой пробирке! Я с ними три месяца работал, они у меня по столу ползали, а вы мне сказки сочиняете...
Снова наступила гробовая тишина, все смотрели на пробирку и темную горошину, свернувшуюся на дне.
Кроме меня.
Я обняла Альфреда, подтянула к себе и тихо прошептала на ухо:
— Он пошевелился...
— Пошевелился?! — Альфред окаменел и уставился на пробирку.
Я взяла его ладонь и прижала к своему животу:
— Джонни пошевелился...
Альфред перевел на меня взгляд, все еще не понимая, о чем я, но тут Алиса вдруг оглушительно заверещала и пулей выскочила из каюты.
* * *
Я сидела в каюте Алисы и обнимала ее за плечи. Алиса уже не тряслась, истерика проходила.
— Не хочу умирать! — повторяла Алиса. — Мне уже кажется, по голове что-то ползет!
— Никто по тебе не ползет, это я тебя глажу.
— У меня что-то внутри лба шевелится! — всхлипнула Алиса.
— Это страхи у тебя шевелятся, — терпеливо объясняла я. — Не накручивай себя. Светлячок опасен только для них, для местных. Я биолог.
— Ты ботаник! — всхлипывала Алиса. — Вы дальше пробирок ничего не видите! Даже Марк Йоганн не знает, что теперь делать!
— Уж он-то знает...
— Он сегодня сам чуть не плакал!
— Алиса, капитан не может плакать!
— Ты просто не слышала его голос, когда он говорил с Вандой!
— Почему с Вандой? — растерялась я.
— Они же одноклассники, друзья детства!
— Я и не знала...
— Ты ничего не знаешь! Он чуть ли не плакал: Вандочка, не знаю, что делать! На мне страшная ответственность, я отвечаю за людей, у меня были все протоколы — на случай войны, на случай поломки, на случай бунта, даже на случай инфекции, но такого ужаса в инструкции нет! У нас нету связи с Землей, до Земли три тысячи лет! Мы не сможем вернуться, если есть шанс, что привезем угрозу для человечества! И не сможем остаться, потому что Земля вышлет спасательный корабль, и тогда он его встретит, а рукопись и все следы к тому времени уничтожит! — Алиса повернула ко мне заплаканное лицо, я снова налила ей воды.
— Кто уничтожит?
— Враг человечества! Паразит, который будет множиться среди нас! В рукописи сказано, никто не знает, как отличить здорового от... — Алиса вдруг осеклась, подозрительно меня оглядела, брезгливо сняла мою руку с плеча и встала: — Оставь меня, Мила, — глухо сказала она. — Сейчас не время ходить по каютам, сейчас каждый за себя.
Я вздохнула, пожелала ей спокойной ночи и вышла в коридор.
Дошла до мостика.
Здесь было тихо, за огромным иллюминатором снова плыла дневная сторона Голанды. Она была похожа на гигантскую тарелку. Огромная, бесконечно напоминающая Землю, только вместо континентов — мелкая россыпь архипелагов. Словно кто-то щедро накрошил материки как коричневые сухарики в гигантский желтый суп.
За спиной послышался шелестящий звук. Я резко обернулась и вдруг заорала от нестерпимого ужаса: передо мной в нахлынувшей темноте коридора стояло уродливое чудовище в рост человека, пучки его щупалец свисали до пола...
* * *
— Милочка! — раздавался над головой испуганный голос Игнатуса Дюбуа. — Мила!
Я поняла, что сижу на полу под иллюминатором. Глаза, ослепленные океаном Голанды, снова привыкали к вечернему освещению корабля. Передо мной был Игнатус, просто на его плече висели три скафандра, их рукава качались, словно щупальца.
— Что это? — я слабо указала на них.
— Скафандры. Что же еще? — Он перекинул скафандры на другое плечо и помог мне подняться.
— Я провожу вас, — сказал он. — Давайте к лифту, сейчас лучше не ходить пешком.
Мы долго ждали наш неповоротливый лифт, а он всё не хотел ехать. Я постепенно приходила в себя, было очень неудобно за эту истерику.
— Игнатус, — сказала я. — Что вы обо всём этом думаете?
— О чем именно?
— Паразит опасен для нас?
Я думала, он рассмеется, мол, какая глупость... Но Игнатус просто пожал плечами. Скафандры на плече всколыхнулись и зашевелили рукавами как зомби.
— Милочка, это я должен спросить. Вы — биолог, я — инженер.
— Но вы мудрый человек, наверно самый мудрый, кого я знаю, у вас большой жизненный опыт...
— У меня не было такого опыта, — покачал головой Игнатус. — Я работал в кольцах Сатурна, летал в экспедицию к Сириусу, строил зонды для Солнечной короны... Я нашел для себя три простых жизненных правила.
— Так-так? — заинтересовалась я.
— Правило первое: может быть всё. У любого события есть только вероятность. Она бывает высокая или мизерная, но шутка в том, что даже правильно вычислить эту вероятность мы не умеем. Лучшие физики будут трясти формулами и давать руку на отсечение, что зонд выдержит сорок тысяч градусов. А оказывается, в короне дикие вихревые токи, и зонд умирает ещё на подлёте. И зачем мне отсеченные руки физиков? И зачем мне физики без рук? Понимаете?
— Не очень...
— Попробую объяснить иначе. Мелисса, как вы оцениваете вероятность, что сюда долетит свет электрических фонарей с нашей далекой Земли?
— Ноль, разумеется. Три тысячи световых лет. В Древнем Риме не было фонарей.
— Однако вот он, — Игнатус Дюбуа указал на потолочные ленты.
Я опешила.
— Это совсем другое!
— Другое объяснение. А свет тот же. Согласен, его здесь быть не должно. Но он есть. Очень много невозможного случается просто потому, что мы рядом. Физика обожает наблюдателя, она сделает всё, чтобы его удивить.
Я задумалась.
— Второе правило, — продолжал Игнатус. — Рассчитывай только на себя. Тогда будешь расплачиваться за свои ошибки, а не чужие. Это хотя бы справедливо, вы согласны?
Я кивнула.
— Ну и последнее правило: всегда оставайся человеком.
— Даже если в тебе паразит?
— Он всегда с нами, — пошутил Игнатус. — А вот и лифт!
В лифте на всю стену висело объявление:
В связи с угрозой паразитического светляка категорически запрещается включать свет в каютах под страхом расстрела. О любом замеченном свечении просьба незамедлительно сообщать руководителю своей группы.Капитан звездолета «Конрад Лоренц»
Марк Йоганн Кабрера
— Он с ума сошел? — возмутилась я. — Какой расстрел?!
Игнатус только пожал плечами:
— Поберегите нервы, Мила. Зачем нам свет этой ночью, все равно же спать? А утром появятся комментарии, тогда и разберемся.
Мне оставалось лишь признать, что Игнатус прав. От его спокойного рассудительного голоса я успокоилась. Мы шли по коридору третьей палубы, скафандры на плече Игнатуса мягко шуршали.
— Зачем вам скафандры, Игнатус? — спросила я.
— Выписал со склада себе, жене и дочке. Пусть лежат.
— Но зачем? — удивилась я.
— И вы с Аликом себе возьмите, — посоветовал Игнатус, — потом может не быть.
Я хотела уточнить, но впереди были голоса и свет распахнутой каюты. Кажется, это была каюта Клауса.
— Тут включили свет, нарушив указ капитана! — усмехнулась я.
— Причем, сам капитан... — добавил Игнатус, прислушиваясь.
Мы остановились на пороге. Посреди каюты стоял Клаус Фара, а вокруг столпились руководители групп: Шульц, Меламед, Агния Ли, Тагор и сам Марк Йоганн.
— Клаус! — возмущенно выговаривал он. — Как вообще могло такое прийти в голову?! Шульц, Агния, куда вы смотрели?!
— Я слежу за лагерем, а не за сотрудниками, — с достоинством ответила Агния Ли.
— Он со мной не советовался, — пояснил Шульц.
— Где эта пробирка?! — Марк Йоганн протянул руку. — Только не говори, что ты ее потерял!
Клаус надул щеки, открыл шкаф, достал пробирку, не глядя вручил Марку Йоганну жестом, полным презрения, и демонстративно отвернулся, скрестив руки на груди.
Марк Йоганн неспешно вынул свое любимое антикварное пенсне, нацепил на нос и принялся брезгливо разглядывать пробирку.
— Та самая пробирка? — произнес он звенящим шепотом.
— Да.
— Тот самый мертвый светляк? — просипел Марк Йоганн совсем тихо.
— Как видите!
— Я вижу только прогрызенную дырку на дне.
Клаус опешил. Он дернулся вперед, но Шульц и Джафар проворно схватили его за руки и заломили назад. Клаус не вырывался: он остолбенело смотрел на пробирку и только открывал и закрывал рот.
— Все наружу! — рявкнул Марк Йоганн. — Каюту опечатать! Клауса запереть в шлюз!
* * *
Ванда обвешивала меня датчиками, а в углу сидел Джафар Меламед, уткнувшись в свою планшетку — то ли читал, то ли разгадывал ребусы. Наконец Ванда закончила, села в кресло и уставилась в медицинский терминал.
— Имя, фамилия?
— Ванда, вы это сейчас серьезно? — опешила я.
Джафар поднял голову:
— Мелисса, всё серьезно. Вы были в той комнате дважды.
— Имя, фамилия? — без интонации повторила Ванда.
— Мелисса Вольская.
— Возраст?
— Двадцать пять.
— Место рождения?
— Талдом.
— Образование?
— Агротехнолог, бакалавриат, Техасский колледж.
— Если вы встанете на крыльце колледжа спиной к двери, что перед вами? Отвечать быстро! Быстро!
Я снова опешила.
— Во-первых, где вы там нашли крыльцо...
— Еще быстрее!!!
— Ну, стоянка...
Ванда быстро глянула на меня и снова уставилась в терминал.
— Сколько контуров в двигателе электроавтомобиля на Земле, один или два?
— Что?!
— Я задала вопрос! — сурово сказала Ванда. — Ответ знает каждый, кто родился на Земле. Один или два?
— Да понятия не имею! — разозлилась я. — Я что, автослесарь?!
— Достаточно, — Ванда встала и принялась снимать датчики с моей головы.
— Что со мной будет? — спросила я растерянно.
— Все хорошо, Мила, тест отрицательный, — успокоила Ванда.
Я выдохнула.
— А у кого положительный?
— Пока ни у кого.
— Даже у Клауса?
— Даже у Клауса.
— А он вообще работает, этот тест?
Ванда молчала. Я думала, она уже ничего не ответит, но она сказала устало:
— Мила, я не дурее вас. Я врач общей практики, у меня приказ — придумать тест и проверить двести человек экипажа. Что я еще могу? Что капитан еще может?
Я молчала.
— Витамины, что я давала, пьешь по схеме? — В голосе Ванды прорезались заботливые нотки. — Малышу они необходимы. Всё, иди. Позови там следующего...
Она отцепила последний датчик, но вдруг нащупала шишку на виске.
— Ай! — дернулась я.
— Это что?! — строго спросила Ванда.
Она по-хозяйски откинула мою челку, словно я была породистой лошадью, и теперь внимательно разглядывая синяк.
— Полка в санузле, — мрачно сказала я. — Упала и ударилась.
Ванда вдруг отошла на два шага и скомандовала:
— На рентген! Полное сканирование! К аппарату, живо!
— Только не рентген! — испугалась я. — Мне нельзя!
Глаза Ванды расширились.
Рядом с ней уже стоял Джафар. Он больше не читал планшетку. В его руке был здоровенный блестящий пистолет. Я смотрела в это дуло — странное, большое, изогнутое в виде русской буквы «П». И почему-то думала: как оттуда вылетит пуля?
— Без резких движений, — произнес Джафар. — Медленно идем к рентгену...
— Нет! — снова закричала я и попятилась к двери. — Мне нельзя рентген! Он же... полное сканирование... — Слова путались, я хотела объяснить, но не могла.
— Стоять! — прошипел Джафар.
Я почувствовала, как меня обдало жаром, и сразу по спине прокатилась волна холодного пота. Я думала в тот момент, что он не шутит. Что он сошел с ума. Нужны были какие-то слова.
— Джафар, ты... в меня выпустишь пулю?
— Строительную скобу. Но голову снесет. У меня приказ, Мелисса, эту штуку капитан для того мне и выдал.
— Но ты же меня знаешь три года! — закричала я, пятясь к спасительной двери. — Мы каждую субботу играем в теннис! Джафар!
— На рентген! — рявкнул Джафар и качнул пистолетом. — Не шевелись! Это приказ! — В его голосе тоже слышались скрытые нотки отчаяния, словно он сам не понимал, как поступить.
Но я уже уткнулась спиной в спасительную дверь и теперь пыталась нащупать клавишу. Нажать — и дверь с жужжанием поедет вбок, я вывалюсь в коридор, а там — сидят люди, друзья, Альфред. Им станет все видно, все слышно, они смогут объяснить...
Я нащупала клавишу. Нажала — и уже сама поняла, что это не клавиша двери. Свет в кабинете разом погас. И тут же в навалившейся тьме раздались подряд три мелких торопливых хлопка. А затем вдруг — резко обожгло живот, словно плеснули кипятком.
* * *
Я слышала звуки и голоса, они были в соседнем мире, но мешали. Наконец я сделала усилие и вынырнула. Надо мной белел потолок и плавало лицо Альфреда.
— Милочка! — говорил он взволнованно. — Как ты?
Я облизнула пересохшие губы. Очень хотелось пить. Вместо живота словно была пустота.
— Где я? — удалось мне произнести.
Я попыталась поднять голову.
— Лежи, лежи! — заволновался Альфред. — Ванда тебя прооперировала, все хорошо!
Рядом с Альфредом появился Джафар.
— Мила, прости меня, если сможешь, я не знаю, как это вышло... — выдавил он и исчез.
— Мила, ну почему? — спросил Альфред. — Почему ты отказалась делать рентген? Что ещё они должны были подумать? У тебя же нет паразита! Тебя просканировали с ног до головы!
— Все-таки просканировали? — Я тихо застонала. — Но Джонни... Малышу ведь опасен рентген на этих сроках!
Альфред отпрянул, лицо его вытянулось.
— Так ты из-за этого отказывалась?! Из-за такой ерунды?!
— Ерунды?! Они хотели полное сканирование, это огромная доза!
— Господи, Мелисса... Ну а теперь что? Разве теперь лучше?!
— Что — теперь? — спросила я и почувствовала, как сердце вдруг сжалось и упало в бесчувственную пустоту посередине живота.
— Теперь нет Джонни, — с горечью сказал Альфред. — И мы больше не сможем иметь детей...
* * *
Альфред настоял, чтобы меня перевели из медбокса в каюту. Он ухаживал за мной, носил бульон из столовой. Приходила Ванда, делала уколы и перевязки. Заходил Жак, почему-то тоже извинялся, я попросила его уйти.
Я лежала и смотрела в потолок каюты, и мне казалось, что жизнь закончилась вместе с Джонни. Я была в полусне и плохо понимала, что происходит вокруг.
Передо мной на стене висела панель корабельного селектора. Иногда она включалась и появлялось лицо капитана с экстренными сообщениями. Помню, он говорил, что объявляет на корабле чрезвычайное положение, берет на себя полное командование и распускает совет групп. Какое командование, если он и так капитан? Днем позже Марк Йоганн объявил, что вторая и третья палубы закрыты, проход только на работу и обратно. Потом было что-то про скафандры, которые обязательно носить всюду, но они выдаются только по спискам. Потом — про комендантский час, запрет покидать каюты в ночное время. Потом — что-то про суд над Клаусом, какое-то единое голосование. Потом — про раздачу кислоты, которая растворяет фторфунгин, для самостоятельного опрыскивания помещений.
Потом Альфред долго шипел пульверизатором по углам, а каюта наполнялась острым кислым запахом, от которого щипало глаза — забытый вкус детства, когда мы на спор откусывали попки лесным муравьям. С этого дня кислым запахом пропитался весь корабль.
В один из дней Ванда сняла швы и разрешила вставать. К вечеру я уже ходила по комнате, только кружилась голова и накатывала слабость.
Альфред принес скафандр без рукава. Он рассказал, что скафандры кончились, а техники даже устроили драку. Но Альфред догадался зайти в сеть и посмотреть ведомости списаний. Нашел в утилизации скафандр с оторванным рукавом и без проблем выписал его. В мастерских заварил обрывок рукава пластиком и предлагает мне ходить и спать в нем, а вторую руку держать внутри, тем более, я левша...
Я примерила скафандр, но он оказался велик, а дышать через обогатительный фильтр было тяжело. А главное — я не понимала, зачем всё это, и что он мне даст, скафандр.
Напрасно Альфред объяснял, что в скафандрах сейчас на корабле ходят все. Что достать скафандр невозможно ни за какие деньги, за скафандры дерутся... Я наотрез отказалась.
В тот вечер мы сильно поругались. Альфред сказал, что раз я не хочу соблюдать приказы капитана и подвергаю опасности себя, то он не может это видеть. И ушел в свою старую каюту, облачившись в однорукий скафандр.
Я осталась одна и долго плакала. Написала сообщение Алисе, что хочу с ней поговорить, но вместо Алисы почему-то пришел Жак.
Жак был одет с ног до головы в черные мусорные пакеты, и даже шевелюра была спрятана под импровизированной косынкой.
— Это что, теперь так ходят те, кому не достался скафандр? — удивилась я.
— Нет, это я сажусь в углу и прикидываюсь мусором, если слышу шаги, — объяснил Жак. — Комендантский час!
Я не поняла, шутит он или нет.
Жак очень старался меня развеселить, рассказывал анекдоты, показал, как свернуть из мусорного пакета лебедя. Но я видела, что ему не смешно.
— Представляешь, — сказал он наконец, — на третьем году экспедиции выяснилось, что у нас на корабле есть касты! Высшая каста — руководители подразделений, за ними — ученые вроде тебя, ну еще пилоты, а потом плебс, вроде меня: техники, ремонтники, повара и персонал. Низшей касте скафандры даже не предлагали.
— Жак, — спросила я. — А ты сам разве веришь в паразита?
Жак покачал головой.
— Я с самого начала говорил, что это чушь.
— А сейчас что говоришь?
— Сейчас так говорить нельзя, — серьезно ответил Жак. — Сейчас сразу на рентген к Ванде и в список подозреваемых.
— Подозреваемых в чем? — удивилась я.
— Враги человечества, — пожал плечами Жак. — В рукописи сказано, что паразита можно выявить по необычному поведению. Вот и выявляют. Отрицаешь опасность — пособник врага. Сомневаешься в мудрости капитана — пособник врага.
— Ты шутишь? — изумилась я.
— Я не шучу такими вещами! — обиделся Жак. — Давно не до шуток. Ты вообще в курсе, что происходит? Капитан объявил военное положение и сошел с ума. Ему никто теперь не может возразить, совет разогнан, он присвоил полную власть на корабле и всё решает только сам, понимаешь? Он теперь никому не доверяет, у него особый карантин и личная охрана из подхалимов — Джафар, Глория, Вигдор, еще пара моральных уродов...
Я вдруг вспомнила рослого белокурого пилота Вигдора.
— Да ладно тебе, Вигдор прекрасный парень!
— Был, — с горечью сказал Жак. — А теперь Вигдор разбирает ежедневные доносы и устраивает в каютах обыски.
— Обыски? — изумилась я.
— Добро пожаловать в новый мир! — с горечью ответил Жак. — Да, у нас теперь обыски по доносам! Услышал подозрительный шум за стенкой — обязан написать донос. Если ты не написал, а соседи написали — значит, ты автоматически под подозрением как сообщник.
— Сообщник кого?! — все не понимала я.
— Сообщник сети паразита, — объяснил Жак. — Если попадаешь в список подозреваемых, твою каюту опечатывают снаружи на карантин, тебе запрещено покидать ее. Половина кают опечатана, куча народу в списке врагов.
— А как же работа? — удивилась я.
— Никак. Все сидят по каютам. Половина систем звездолета уже не работает. Столовая не работает, регенерация не работает, живем на концентратах и сухом пайке. Все сидят по своим каютам и пишут доносы на звуки соседей. Приказ капитана. Несогласные изолированы, остальные согласились, пишут доносы, ищут врагов. Я говорю тебе — капитан безумен. Если на корабле есть главный паразит, то это он!
— Марк Иоганн? — вскричала я. — Наш старый добрый Марк Иоганн?! Да что ты такое несешь, Жак?
Жак испуганно оглянулся и прижал палец к губам.
— Умоляю, не кричи! — прошептал он. — И не вздумай кому-то сказать, что я тебе это рассказывал! И что вообще к тебе приходил! Потому что я в списке, и моя каюта опечатана. И если узнают, мне сразу трибунал и в изолятор, к Эрику...
— К Эрику? — изумилась я. — А что с ним?
— С ним всё. Он пытался стереть из базы рукопись.
Я совсем растерялась.
— Эрик? Стереть рукопись, которую сам перевел?
— Не волнуйся, рукопись Альфред восстановил. Эрик плохо понимает в вычислительной технике, но теперь он враг номер два после Клауса, а Клауса уже приговорили. Трибунал постановил, что это уже не Клаус. Он стал неадекватен за две недели ареста.
— За две недели ты бы тоже стал неадекватен! — взорвалась я, хотя изо всех сил старалась не говорить громко. — Это какое-то безумие...
Жак покачал головой.
— Не вздумай произнести это вслух. Клаус сам виноват — и жука принес, и на охранников потом бросился. Просто смирись, что у нас будут следующие похороны.
— Следующие? — переспросила я. — Ты про Джонни? Разве его хоронили? Без меня?
Жак вдруг потупился.
— Прости, — сказал он. — Альфред велел тебе пока не говорить, чтоб не расстраивать. Алисы с нами больше нет.
Я закрыла лицо руками.
— Господи... Алису-то за что?! Она тоже враг человечества?
— Нет, — покачал головой Жак. — У Алисы была слишком богатая фантазия. Так боялась паразита, что заклеила вентиляцию, залила каюту муравьиной кислотой и не проснулась...
Я тихо плакала. Жак молчал.
— Может, ты все-таки шутишь? — спросила я с надеждой.
— Такими вещами не шучу. — Он вдруг картинно встал передо мной на колени: — А вот за лифт прости!
— Эй! — не поняла я. — Встань! Что за лифт?
— Не встану. Сначала прости!
— Прощаю. Какой лифт? Что ты опять натворил?
— Это я сочинил то объявление в лифте в первый день, — вздохнул Жак. — Мне казалось, смешно. Я же не думал, что все поверят и выключат свет. И что ты из-за этого упадешь в санузле, а Ванда найдет синяк и подумает, что паразит, а Джафар начнет стрелять... Я идиот, Мила. Прости меня, если сможешь.
* * *
Я ожидала, что работа поможет мне прийти в себя, но первый рабочий день не принес радости. За время моего отсутствия тут всё изменилось. Гафтер, Ёсико и Сумантра все были в списке на изоляции, а в оранжереях остались стажеры — Мелик и Дора. Они все перепутали. Две недели салаты росли на минералах томатов. В гидропонной системе упала температура, а оповещение почему-то было выключено, поэтому никто не обратил внимания. Бокс с растениями Голанды был просто выжжен вместе с оборудованием. Уж они-то кому мешали? Казалось, здесь прошлись огнеметом и бушевал пожар. Хотя откуда на звездолете огнемет? Видимо, облили чем-то горючим и подожгли. Для того наверно и оповещение выключили, мешало жечь...
В общем, когда объявили экстренный сбор в столовой, я даже обрадовалась.
В столовой собралась, казалось, вся команда экспедиции. Но так лишь казалось, потому что люди старались рассаживаться на почтительном расстоянии друг от друга, от этого создавалось впечатление, будто столовая полна. Узнать коллег было невозможно — одни сидели в скафандрах, другие — завернуты с ног до головы в черные мусорные мешки с узкими прорезями для глаз. Я даже не могла понять, где Мелик и Дора — видимо, успели переодеться к собранию. Без костюма была только я.
Впереди на возвышении сидели пятеро в скафандрах. Но не в черных планетарных скафандрах — узких, с кислородным обогатителем для выхода во фторводородную атмосферу планеты. Нет, эти пятеро были в скафандрах настоящих, космических — белых, с зеркальным забралом, для наружных работ в вакууме. Все пятеро держали в руках монтажные пистолеты, от вида которых вдруг остро заныл шов.
Казалось, я и правда попала в другой мир. Никто ни с кем не общался — в зале стояла тишина как в кинотеатре. Все сидели и ждали. Наконец один из белых скафандров отщелкнул забрало и со скрипом поднял. Это был Марк Йоганн. Он и правда изменился — постарел, стал жестче, и напоминал теперь старого генерала.
— Коллеги, все в сборе? — отчеканил он без интонаций, оглядывая зал.
Зал молчал.
— Начнем... — Он встал и прошелся вдоль первого ряда.
На соседнее кресло рядом со мной сел однорукий скафандр. Отщелкнув обогатитель, он наклонился ко мне и прошептал:
— Ну, привет. Слушай, я хотел извиниться, что накричал вчера...
— Извинись, раз хотел, — ответила я тоже шепотом.
— Извиняюсь! — кивнул скафандр и снова защелкнул обогатитель.
Я стала слушать, о чем рассказывает Марк Йоганн.
— ...враг оказался так близко к человечеству, как мы даже не могли предположить, — говорил он как на лекциях, которые я любила, только в голосе его теперь исчезли мягкие нотки. — И пусть цивилизация Голанды опередила нашу на тысячи лет, но сегодня именно мы, дети Земли, обязаны поднять знамя, выпавшее из их рук. Чтобы дать отпор паразиту. Чтобы сохранить единственную цивилизацию гуманизма и разума! Нашу общую цивилизацию!
Марк Йоганн устремил взгляд поверх голов. Зал пришел в движение и разразился подобострастными аплодисментами.
— Мы знаем, что паразит здесь, — продолжал Марк Йоганн. — Мы знаем, что он среди нас. Мы знаем, что он уже проник в наши ряды и число жертв будет расти. Но не знаем, кто из нас уже перестал быть человеком и выполняет план врага. Поэтому вся надежда — на нас. Единому разуму паразита мы можем противопоставить только нашу сплоченность! Сейчас не время для ссор, не время для выяснения отношений. Не время для драк! — Капитан остановился рядом с человеком, у которого из складок мешка торчала рука в белой лангетке, подвязанной к шее. — Да?
— Виноват, товарищ капитан... — глухо пробормотал человек с лангеткой, кажется это был Говард из мотористов.
Капитан снова двинулся вдоль рядов. Он попытался привычным жестом заложить руки за спину, но пухлый скафандр не дал этого сделать, руки спружинили и разлетелись. Похоже, он носил скафандр не часто.
— Наша единственная стратегия, коллеги, это терпеливо, целенаправленно выявлять сеть врагов, растущую в наших рядах. Люди, переставшие быть людьми, не смогут маскироваться вечно. Рано или поздно они себя проявят. Неожиданным словом. Странным поступком. Попыткой нарушить единство коллектива. И это — единственный наш шанс. Шанс выловить и обезвредить врага в наших рядах раньше, чем он сумеет размножиться и погубить нас всех. Бдительность, наблюдение, тесты и проверки — вот сейчас наше оружие. Я предлагаю не только продлить комендантский час, но и объявить военное положение. Выход из кают даже в рабочее время — только по особому пропуску, который буду выдавать лично я. Кто за?
Зал пришел в движение, взметнулся лес рук.
— А может, кто-то против? — прищурился Марк Иоганн.
Все опустили руки, и тут он вдруг заметил меня:
— А почему вы пренебрегаете защитой, Мелисса?
— Она первый день с больничного! — вскочил Альфред.
— Почему ее никто не проинструктировал?
Все молчали.
Я не выдержала.
— Простите, Марк Йоганн, а какой смысл в этом маскараде? Если паразит смог проточить керамитовую пробирку, разве он не протрет полиэтилен?
Повисла гнетущая тишина. Сидящий впереди мусорный мешок обернулся и вполголоса прошептал голосом Жака:
— Молчи!
— Ясно-о-о... — протянул Марк Йоганн. — Вернемся к повестке и обсудим завтрашнее мероприятие. Мелисса, вы руководитель оранжереи и управляете корабельным резервуаром. Вы можете послать команду подачи воды в шлюз?
— Меня опять тестируют, что ли? — насторожилась я. — Окей, в шлюзе разведен гидрант для наружной системы пожаротушения. Да, шлюз можно наполнить водой из резервуара. Да, у меня есть доступ с рабочего планшета.
— Вот завтра и включите, — подытожил Марк Йоганн.
Однорукий скафандр взволнованно вскочил:
— Капитан, она же только с больничного, не заставляйте её...
— Не заставляйте меня повышать голос! — вдруг заорал Марк Иоанн. Я и не думала, что этот мягкий пожилой профессор умеет так орать. — Или вы уже не в наших рядах, Альфред?
Однорукий скафандр сел.
— Мелисса, жду вас в шесть утра на мостике, и не забудьте свой планшет.
* * *
Ровно в шесть я пришла на мостик. Там уже стояли Джафар, Тагор, Вигдор и сам Марк Йоганн — почему-то они были без скафандров, в парадных кителях, как в день старта. Я снова была одета не как все — в дурацком мешке, который клеила скотчем до утра. Но мне никто ничего не сказал.
Мы прошли по коридорам к лестнице, соблюдая дистанцию. Спустились на технический этаж и остановились у предшлюзовой.
— Мелисса, — проскрипел Марк Йоганн, не сводя с меня глаз. — Вынимайте планшет, входите в аккаунт и включайте полное наполнение шлюза.
Я пожала плечами и сделала то, о чем он просил.
Лицо Марка Йоганна просветлело и он вдруг положил мне руку на плечо:
— Спасибо, Милочка от всего сердца! Я всегда в тебя верил.
Я все еще не понимала.
Марк Йоганн нажал клавишу, и створки предшлюзовой расползлись. От шлюза нас теперь отделяла лишь гермодверь с круглым окошком из бронестекла, изнутри по этому иллюминатору сейчас хлестала вода. Марк Йоганн вынул сложенный вдвое лист и надел свое пенсне.
— Именем закона Земли! — объявил он. — Властью капитана! Единым голосованием коллег! Тело, принадлежавшее Клаусу Фара и захваченное паразитом, приговаривается к уничтожению!
Только тут я заметила, что за иллюминатором кто-то бьется в водяных струях. Я открыла рот, чтобы закричать, но голова закружилась. Кто-то меня подхватил и помог мягко сесть на пол.
Не знаю, сколько прошло времени.
Когда мне помогли встать, за иллюминатором уже была ровная пелена воды, как в аквариуме.
Марк Йоганн произнес, глядя на часы: «достаточно, потом отнесете тело в рефрижератор». И вышел из шлюза.
— Мелисса, идти можете? — спросил Тагор, задержавшись, и, не дожидаясь ответа, смущенно кивнул: — Ну, догоняйте...
Я осталась в шлюзе одна.
Стараясь не оборачиваться, держась за стенки, заковыляла следом.
Не помню как добралась до каюты и упала на кровать, не снимая мусорных мешков.
Очнулась я от того, что меня рывком выдернули из кровати и поставили на ноги.
— Мелисса! — Взбешенный Марк Йоганн грозил у моего лица скрюченным пальцем, а глаза его пылали сатанинским огнем. — Где он?!
— Кто?
— В столовую ее! — скомандовал Марк Йоганн, и меня потащили по коридору.
В столовой снова собрались все. Меня вытолкнули в центр.
— Мелисса Вольская! — заорал капитан. — Где Клаус Фара?!
Я молчала.
— Ты осталась в шлюзе, когда мы вышли, слила воду и вынула тело! — орал Марк Йоганн. — Ты знала, что он умел задерживать дыхание! Кто еще знал?
Все молчали.
— Только так мы и выявим всю сеть! Именем закона Земли! Властью капитана! Объявляю голосование коллег! Перед нами тот, кто помог сбежать и уйти от казни тому, кто принес паразита! Кто считает, что он тоже достоин казни? Прошу поднять руки! Единогласно? Нет? — Марк Иоанн оглядел зал: — Альфред, ты разве против?
— У меня руки нет в скафандре... — произнес Альфред тихо.
— Так подними другую!
Альфред поднимал руку медленно и скрючившись — словно школьник, который не уверен в своих знаниях.
* * *
Меня запихнули в медицинский бокс к Эрику. Эрик был лохматый и небритый. Всю ночь мы сидели друг против друга как в старые времена и просто говорили обо всем на свете. Эрик рассказывал про египетские пирамиды, к которым до сих пор вопросы, и про календарь Майя, с которым давно понятно всё. Я тоже что-то говорила — про детство, про колледж, про Луну, про свою первую стажировку в Антарктиде.
— Слушай, — перебил Эрик. — А как это вообще — в Антарктиде?
Я пожала плечами.
— Как здесь. Стены, каюты, столовая, тренажеры, оранжерея. Можно одеться и выйти наружу. Я один раз вышла и больше не хотелось. Я всего-то была месяц.
— А чем там занимаются? — спросил Эрик.
— Всё как у нас. А почему ты спрашиваешь?
Эрик помолчал
— Знаешь, Мила, я все думаю про того человека. Ну, который писал летопись катастрофы. Он там был один на полярной станции, представляешь? Внизу — реактор, кругом — погодные терминалы и связной пункт, наверху — минус девяносто и слой снега из фторводорода. А он сидел и писал свою рукопись — как никто у них не писал лет двести... Понимаешь? Не с планшетом сидел, а кисточкой выводил на тряпичной ленте как в древности — иероглиф за иероглифом... Так и умер за столом, так его и раскопали с этой кисточкой. И вот планшеты давно размагнитились, а его рукопись во льдах как живая.
— Думаешь, он знал, что так будет? Писал специально для нас?
Эрик улыбнулся и покачал головой.
— Знаешь, Мила, чем больше думаю, тем больше мне кажется, что он для себя писал. Ему нравилось писать, понимаешь? У них все надписи были электронные, только указатели и таблички кое-где сохранились, но тоже не от руки написанные. А он писал рукой. Специально изучал каллиграфию, привез себе с архипелага кисточки, краску и катушки специальных лент. Чтоб сидеть и писать, чтоб время было и ничего не мешало! Понимаешь?
Я покачала головой.
Эрик вздохнул:
— Если ты не понимаешь, они тем более не поймут. Роман он сочинял фантастический, вот что я думаю!
Я усмехнулась и потрепала Эрика по стриженой макушке.
— Эрик, гуманитарий ты наш добрый. Нет, это документальная рукопись.
— Да он даже озаглавил ее «Иш»! «Светлячки»!
— Все бы так озаглавили на его месте, — вздохнула я. — Ты наверно давно не видел Марка Йогана. Мы же всегда шутили над ним, над его этими манерами, поклонами, над пенсне. Помнишь, как ходили слушать его лекции о Большом взрыве и Магеллановом облаке? А теперь это не человек больше, это дьявол! Ему только крови надо. У него и тон другой, и голос, и мысли не его. Он заставил всех подчиниться и все боятся! Это то, о чем предупреждала рукопись: светлячок первым делом поражает руководителя. А остальные начинают выполнять безумные приказы — одни от страха, другие просто верят. А те, кто понимает, что происходит, ничего сделать уже не могут... И вот именно это у нас и случилось.
Эрик качал головой. Похоже, он не понимал до конца всё то, что стало ясно даже мне.
— Эрик, он тебя приговорил к казни! Ты когда-нибудь вообще думал, что живой Марк Иоганн тебя приговорит к казни?!
Эрик не ответил.
— Скажи, Эрик, зачем ты хотел уничтожить рукопись?
— Не хотел, а уничтожил! — гордо сказал Эрик. — Потому что увидел, какое началось безумие. Нельзя изучать культуру по единственной фантастической книге!
— Но ты лингвист! Ты бы не смог уничтожить памятник культуры!
— Я вычистил все файлы, а одну копию спрятал так, что никто не найдет полвека! Только не спрашивай, все равно не скажу.
— Ее уже нашли.
Эрик посмотрел на меня, не понимая, а потом просто обхватил голову руками. Дальше мы сидели молча.
Наконец дверь щелкнула и появились Джафар с Тагором.
— Эрик Смоленски, на выход, — скомандовал Джафар. — Без вещей.
Эрик оглянулся на меня и поплелся к выходу.
Через какое-то время Джафар и Тагор вернулись.
— Мелисса Вольская, на выход. Без вещей.
* * *
Сбоку от двери лежал большой сверток черного полиэтилена — словно кто-то из экипажа прилег поспать, укрывшись с головой. А посередине комнаты на таком же черном, расстеленном на полу полиэтилене стояла я. Напротив стояли Тагор и Джафар с обнаженными пистолетами. Марк Йоганн уныло читал с листа:
— Именем закона Земли... Властью капитана... Единым голосованием коллег...
— Марк, я не буду, — вдруг сказал Джафар.
Капитан уронил лист и испуганно выхватил свой пистолет. Но на него никто не нападал — Джафар лишь бросил свой пистолет ему под ноги.
— Джафар Меламед!!! — заорал капитан срывающимся голосом. — Это приказ!!!
— Я больше не подчиняюсь твоим приказам, Марк, — спокойно ответил Джафар.
Марк Йоганн не стал спорить — он быстро поднял свой пистолет и методично высадил в Джафара все крепежные скобы. Джафар уже давно упал, а Капитан все нажимал и нажимал кнопку, пока вместо хлопков не появились сухие щелчки. Тогда он повернулся к Тагору и кивнул в мою сторону:
— Заканчивай...
Тагор поднял пистолет, прищурил один глаз и наступила тишина. В этой тишине слышались приглушенные крики и звуки борьбы за переборкой. Тагор недоуменно посмотрел на капитана, и в этот момент дверь распахнулась. В рубку ворвалась Ванда, на ней висел Вигдор, пытаясь ее сдержать, но в этой сухонькой старушке оказалась необычайная сила.
— Остановитесь! — властно крикнула она.
Тагор опустил пистолет, словно ему было все равно.
— Это не Мелисса выпустила Клауса! — сказала Ванда. — Техники отследили сигнал, он был не с ее планшета!
— Техники? — прищурился Марк Йоганн. — Ее Альфред?
— Не только, — сухо сказала Ванда. — С ее планшета можно подать воду, но нельзя открыть шлюз.
— Это правда, — вдруг растерялся Марк Йоганн. Он нелепо поправил пенсне и на миг стал тем добрым дедушкой, которого мы так любили. — Значит, у нее был сообщник?
— Вот и ищи сообщника, — сказала Ванда. — А ее не трогай. Я лично ее забрала из шлюзовой и отпаивала успокоительным в медбоксе, поэтому точно знаю, что это не она. Да, Мелисса?
Это была неправда. Но я кивнула.
Марк Йоганн недоуменно перевел взгляд с Ванды на меня, а потом вдруг подошел ко мне и обнял.
— Прости меня, Мелисса, — снова сказал он прежним теплым голосом. — Я вообще уже не знаю, что думать и как всё это остановить... Зайди ко мне завтра, будет серьезный разговор по оранжерее.
И, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты, легко перешагнув черный сверток у двери.
* * *
Я переводила взгляд с Игнатуса на Жака, с Жака на Ванду, с Ванды на Клауса — живого и здорового.
— Не понимаю, — повторяла я.
— Что тут не понимать? — не выдержал Клаус. — Он убил кучу народа. Он чуть не убил тебя. Он объявил половину корабля врагами. И вот его новый приказ: мы должны стать людоедами и есть трупы товарищей. И ты до сих пор не веришь в паразита?
Я помотала головой, закрыла лицо руками и расплакалась.
— Тише, девочка, — Ванда погладила меня по голове. — Ты сама слышала — он объявил это на весь корабль. А знаешь, сколько у нас трупов в рефрижераторе? Уже одиннадцать. Да, и еще Агнесса Ли.
— Агнесса?! — закричала я.
— Ее кто-то задушил на верхней палубе из-за скафандра.
— Тоже Марк Йоганн?!
— Скорее, кто-то из мотористов, — подал голос Дюбуа. — Все же перепуганы до смерти. А капитан работает открыто и по-крупному. Сегодня — приказ о переработке трупов. А завтра — не удивлюсь, если он предложит взорвать наш корабль.
— Зачем взрывать корабль? — опешила я.
— Ну, объяснит как-нибудь. Военная необходимость, скажет, долг... И Тагор выполнит. И Шульц выполнит.
Я вытерла слезы и оглядела собравшихся.
— Так что вы от меня хотите?
— Милочка, — тихо сказал Игнатус, — у нас не очень много вариантов и совсем нет времени. Ты у него сейчас снова вне подозрений, план по трупам пока выполнен. Он вызвал тебя завтра поговорить об оранжереях. Ты пойдешь к нему. Без оружия — на входе сканеры, на входе Тагор, Вигдор, остальные фанатики, две линии охраны. Он будет сидеть в своем кресле, развалившись. Тебя посадит на другой конец стола, напротив. Вы будете говорить про оранжереи. Как перерабатывать трупы в белок или как добавлять их в почву — я не разбираюсь в этом, он тоже. На нижней стороне столешницы будет прикреплен монтажный пистолет. Он будет направлен ровно ему в сердце. Тебе надо просто под столом взяться за рукоять и нажать кнопку. Всё. Дальше мы.
— Откуда там пистолет? — тихо спросила я.
— Тебе лучше не знать подробностей, — произнес Дюбуа, и я вдруг вспомнила Олесю, его дочку, которая рано утром, пока все спят, делает обход по столовой и кабинетам и проверяет уборочных роботов.
— То есть, — сказала я растерянно. — У нас заговор? У нас появилась подпольная группа, которая задумала убить капитана?
— Именно, — кивнул Жак. — И довольно большая группа.
— Но почему я?
Все разом загудели, но Дюбуа поднял ладонь.
— Мила, — сказал он, — пойми, у нас нет выбора. У нас есть только малая кровь или большая кровь, выбор делаешь ты. У тебя одной появился шанс туда войти и это сделать. Шанс один, выпал случайно и больше не повторится — никому из нас давно нет доступа в его кабинет. Если ты уберешь капитана, ты сохранишь жизнь Шульцу, Вигдору и всей остальной команде фанатиков. Может, даже твоему Альфреду, ведь он в патруле. Я уже не говорю, что ты сохранишь жизнь многим из нас. Может, Жаку. Или Ванде. Или мотористам. Но если ты не сможешь убрать капитана, все равно будет стычка, и она кончится большой кровью и большими казнями. Кровь все равно будет. Просто от тебя зависит, река или ручеек. Понимаешь?
Я всхлипнула и кивнула. Жак подал мне салфетку, и я прижала ее к лицу.
— Просто помни, — повторил Дюбуа, — капитана нет, перед тобой паразит. И есть шанс, что паразит не размножился, он пока один. Но он внутри капитана. Если ты его сможешь убрать, есть шанс победить.
Я покусала губы и подняла на него взгляд:
— Мы хотим убить капитана. А ты уверен, что мы не заражены?!
— Сама головой подумай, — ответил Клаус.
* * *
Я сидела на стуле. Но капитан Марк Йоганн Кабрера не сидел предо мной в кресле, как обещал Дюбуа. Я уже несколько раз тайком протягивала руку и щупала холодную рукоять монтажного пистолета — он был на месте.
— Говоришь, ресурс гидропоники на исходе?
— Да, — отвечала я.
Марк Йоганн нервно дышал за моей спиной, мне казалось, что он знает про монтажный пистолет.
— А поднять нужные минералы с планеты? — спрашивал он.
— Нужен химзавод. Там же фторорганика, ее надо как-то отделять.
— Значит, я прав. Единственный путь — добавлять человеческий белок, ставший ненужным.
Сердце ухнуло и забилось — я вдруг вспомнила, что наверно в рефрижераторе хранятся и останки Джонни.
— Мы люди, а не людоеды, Марк Йоганн, — тихо сказала я.
Капитан остановился за моей спиной, а затем вдруг пошел к своему креслу. Я смотрела на него — он страшно постарел, но по его лицу катились самые настоящие слезы.
— Простите, — выдавил он и полез дрожащей рукой в карман.
Вынул пенсне. Вынул старинный карандаш. Вынул белый тряпичный платок и шумно высморкался.
— Мелисса! — сказал он с отчаянием. — Что мне делать? Я не маршал, не спецназовец! Я ученый, но я отвечаю за экспедицию. У меня на борту сбежавший паразит, который рано или поздно съест всех, а затем направит корабль на Землю и убьет человечество, пример перед глазами!
На всякий случай я кивнула. Я надеялась, что он развалится в кресле и немного сползет, как обещал Дюбуа, но он сидел прямо, обхватив голову руками.
— Мы не можем вернуться! — продолжал он. — Мы заражены и несем угрозу. Мы не можем остаться — у нас на исходе ресурсы. Мелисса, разве же я не понимаю, как мерзко использовать трупы? Но вся наша жизнь — это круговорот элементов, мы на корабле дышим воздухом, которым дышали. Пьем воду, которую, простите, уже пили. По закону корабля умерших мы должны отстрелить капсулой в пространство. Но мы потеряем органику! Я предлагал просто перерабатывать и хоронить тела в оранжерее, чтобы дать жизнь растениям, которые дадут жизнь нам. А вы там все шепчетесь по углам: людоед, людоед... Разве я не понимаю? Разве мне не доносят, что происходит?
Он замолчал.
— Какой же у нас выход? — спросила я сухо.
— Я не знаю! — с отчаянием всплеснул руками Марк Иоганн. — Я ищу выход, я схожу с ума, но выхода нет! Я должен принять решение, которое не могу принять! Если мы вернемся — мы привезем паразита на Землю и погубим все человечество. Если не вернемся, Земля пришлет новый корабль, паразит полетит на Землю на нем. Наш единственный выход — оставить на орбите радиобуй с информацией о случившемся, а корабль взорвать вместе с паразитами. Да, погибнут две сотни прекрасных людей... Но так мы предотвратим пандемию и спасем человечество! Но я не могу это сделать. Ведь я человек, и вы — мои люди. Мелисса, у меня нет больше сил. Хотите, я застрелюсь, а вы останетесь решать без меня? Вот скажите: да или нет? Как скажете, Мелисса, так и сделаю...
Он вдруг успокоился, словно приняв неизбежное решение. Открыл ящик, выложил перед собой монтажный пистолет — точно такой же. И теперь смотрел на меня, ожидая ответа — старый, больной, сломленный человек.
Я закрыла лицо руками и молча выбежала из кабинета.
— Как прошла встреча? — спросил Тагор.
Я не ответила.
— Ну? — спросила Ванда, поджидавшая меня за второй линией охраны, за мостиком в коридоре.
Я покачала головой, и Ванда подняла руку, давая кому-то сигнал.
Тут же мимо меня пробежали несколько скафандров, из бокового коридора вылетел Клаус с двумя монтажными пистолетами в руках. Послышались хлопки и сдавленные крики.
Я не оборачивалась. Я шла по коридору как зомби, наверно в свою каюту. Дверь одной из кают была выбита, она валялась в лоскутах пластиковых карантинных лент. Это была комната Клауса. Наверно ему пришлось ворваться и взять какие-то вещи перед атакой. В комнате царил беспорядок и до рези в глазах пахло муравьиной кислотой.
Я вошла и остановилась. На полке шкафа до сих пор валялась та несчастная пробирка.
Я взяла ее в руки — дырочка на дне была аккуратно проточена. Я положила ее обратно на полку, вздохнула и опустила голову... И вдруг увидела светлячка.
Он лежал на полу прямо под полкой, у самой кромки шкафа. Теперь он не был похож на свернутую горошину — лежал вытянувшись всем тельцем, скрестив тощие лапки, и чем-то напоминал привидение Каспера из детства.
И конечно он был абсолютно, безнадежно мертв: вылезти в кислород и упасть с полки вниз — вот и всё, на что его хватило.
Я взяла на ладонь эту сухую крошку бывшей инопланетной жизни и понесла к людям — в надежде, что еще удастся что-то объяснить и кого-то спасти.
* * *
Альфред смотрел на меня, а я смотрела в иллюминатор.
— Глупо, да? — говорил он.
Я молчала.
— Что мне сделать, чтоб ты меня простила? Я хочу, чтобы всё осталось в прошлом. Все уже простили друг друга, почему ты не хочешь?
— Потому что ты вел себя как чудовище. Ты записался в патруль, ты арестовывал людей.
— Все вели себя так!
— Ты голосовал за мою казнь.
— Все голосовали!
— И ты.
— Но я верил, что ты невиновна!
— Верил и голосовал. Да и не думаю, что ты верил в мою невиновность...
— Конечно верил! Я же видел логи! Я знал, что это Дюбуа слил воду из шлюза и вытащил Клауса. Вечная память им обоим...
Я обернулась и посмотрела на него.
— Ты знал это и не сказал?
— Меня бы просто убили вместе с тобой! — объяснил Альфред. — Всем же ясно, что мы в сговоре. А так — видишь, как хорошо всё в итоге обошлось...
Я отвернулась и снова смотрела на Голанду — крошечную, едва заметную искорку рядом с навсегда удаляющейся звездой.
— Ну а что я? — снова повторил Альфред и развел руками. — Такое время было.
март 2020
Чертаново-Петербург